В одном «second hand» отоваривались?
Лица… лица обоих совершенно не запоминались. Займешь за такими очередь в сберкассу, за телефон уплатить, отойдешь на минутку сигарет в киоске купить — а потом, вернувшись, и не вспомнишь, за кем занимал! Никакие лица. Будто смазанная фотография без ретуши. Словно брат. и сестра из одного инкубатора.
Двое смотрели вверх.
Ждали.
Рокот все нарастал, скоро превратившись в явственно различимый гул винтов — и вот из-за домов, зиявших слепыми глазницами выбитых окон, вынырнули две тупорылые машины. Зависли над пустырем, шагах в пятидесяти от подпиравших кирпичную стену Адама с Евой, и стали неторопливо опускаться, подняв вокруг себя вихрь из отсыревших обрывков бумаги, рваных упаковочных кульков, окурков и прочей дребедени.
Вертолеты едва успели коснуться земли, как дверь одного из них мигом отъехала в сторону. В чавкнувшую под ногами грязь спрыгнули трое в штатском, один за другим — и, пригибаясь, побежали к неприметной парочке у забора.
Одеты пришлые были по-разному, пестро, словно старались как можно меньше походить друг на друга (в отличие от Адама и Евы). Но тщетно: чувствовалась общая повадка в плавных, вкрадчивых движениях, внешне ленивых, но на поверку стремительных: миг, другой, — а троица уже в углу пустыря, рядом с парочкой обитателей здешнего рая.
Успели, накануне изгнания.
Мужчина в серой куртке-болонье коротко бросает пару слов (за гулом винтов, сбрасывающих обороты, их почти не слышно), трое согласно кивают -и вся пятерка споро перебирается через забор по заблаговременно подставленному бревну.
Помочь женщине никому не приходит в голову. Впрочем, Еве помощь не требуется.
Идти пришлось недолго: миновав двор, усыпанный хрустящим под ногами битым стеклом, они вошли в тень старой «хрущобы»-пятиэтажки и свернули в крайний угловой подъезд.
Узкая грязная лестница.
Пахнет кошачьей мочой.
Из разбитых лестничных окон и из приоткрытой второй двери, выходящей налицу, тянет сквозняком.
Ныряя в темноту, щербатые ступеньки ведут в подвал, но пятерым подвал не интересен. Едва оказавшись в подъезде, они дружно начинают расстегивать одежду, с отработанностью профессионалов доставая аккуратные, чуть больше пистолета, автоматы.
На стволы навинчены глушители, превращая оружие в смешное подобие вибраторов из секс-шопа «Интим».
— Третий этаж, направо, — властно командует Адам в серой куртке и вдруг останавливается как вкопанный.
Дальше пути нет.
Прямо на ступеньках, посередине между двумя пролетами, расположился человек в овчинном полушубке с погонами. На боку — табельный палаш в ножнах, на коленях — короткоствольный «АКС-99» со складным прикладом. Жорик сидит, чуть скособочившись — левая рука служивого туго забинтована и висит на перевязи; он сидит, курит, щурится от едкого табачного дыма, лезущего в глаза, — и со спокойным интересом разглядывает вооруженных людей.
А еще рядом с жориком (судя по лычкам на погонах — старшим сержантом) на ступеньках лежит полуразобранный пистолет. Древний «Макаров», ржавый патриарх, из ствола которого зачем-то торчит кусок бельевой веревки с хитрым (морским? альпинистским?) узлом на конце.
— Та-а-ак, — нарочито растягивая слова, произносит сержант и с видимым сожалением давит окурок сапогом. — Оружие, значит, носим, господа и дамы? Ну-ка, позвольте ваши документи-ки… А заодно — лицензии на ношение. Давайте, давайте, граждане, не стесняйтесь… здесь все свои!
Адам в серой куртке косится на автомат, на цевье которого теперь покоится здоровая рука сержанта.
— А разве вам не положено предъявлять первому? — криво усмехается он.
Так, пожалуй, усмехался он, глядя вниз и чуть в сторону, на вопрос Господа «Не ел ли ты от древа моего?!». Ел, Господи, и я ел, и супружница компот закрывала, и кореша малость почавкали!.. и кабанчику досталось.
— Это пожалуйста, — согласно кивает болтливый жорик, улыбаясь в ответ одними губами. — Это сколько угодно. Имеете полное право…
И, не торопясь, лезет за пазуху здоровой рукой.
В следующее мгновение сразу два «ствола» тыкаются буквально в лицо сержанту, два пальца уверенно жмут на спусковые крючки…
Щелк.
Щелк.
— Вот, пожалуйста. Патрульно-постовая служба Города, старший сержант Петров, Ричард Родионович, можно просто Ритка… раз все свои! Глядите!
Ритка сует раскрытое удостоверение прямо в наставленные на него «стволы», словно сочтя их некими приборами для чтения служебных «корочек».