45 
Кровь!
Жертвенная кровь, возвращающая память!
На сморщенном личике малыша надежда мешается со страданием мучимого похмельем алкоголика, знающего, что где-то здесь, у этих людей, есть целая бутылка водки — может, нальют? Ну что им стоит? Ну хоть сто грамм!
— Ну пожалуйста, дайте мне! Абрамыч, отслужу! Верой-правдой! Не могу больше… хоть капельку…
Наркоман.
Которому срочно нужна очередная доза.
А я, дурак, ему кукиши крутил… Бетон Бетоныча ему, а не кукиши!
— Нет. Убирайся. — Он мне противен, этот унижающийся Тот, «бомж-счезень», приученный кем-то (кем?!) к страшному багряному соку, ради которого Тот теперь готов на все.
— Уходи, — повторяю я, и исчезник затравленно пятится к стене.
Он молчит, он понимает, что здесь ему ничего Н" дадут, но глаза на осунувшемся лице по-прежнему умоляют, просят…
Наконец по обоям проходит рябь, когда они смыкаются за Тем — и вдруг из стены (именно из, а не из-за) доносятся глухие удары, приглушенный крик, шум борьбы.
— Ага, попался, проходимец! Будешь теперь знать, как… — Вопль глохнет, удаляется… Тишина.
— Он хотел крови, — оборачиваюсь я к Фолу, и кентавр понимающе кивает. — Кто-то приучил его…
— Гляди, Алька!
Я резко оборачиваюсь, едва не подпрыгнув.
Что там еще?! Месяц-из-Тумана сквозь потолок лезет?!
Нет, на этот раз со стеной и потолком все в порядке, а вот на обоях… на обоях быстро проступают ровные ряды аккуратных черных букв, складываясь в слова.
Мене, текел, фарес… Валтазаров пир с мясом по-гамбургски.
— Уважаемые Иероним Павлович и Олег Авраамович! Мы искренне сожалеем о возникших между нами досадных недоразумениях и о тех неприятностях, которые вам довелось пережить. — Обернувшись, я обнаруживаю в дверях Ерпалыча, который, собственно, и читает сейчас вслух настенное послание. — Думаем, что нам необходимо встретиться и обсудить создавшуюся ситуацию. Надеемся, что наше предложение вас заинтересует. Безопасность встречи гарантируем. Готовы встретиться в указанном вами месте -и в удобное для вас время. Времени для раздумий у обеих сторон было достаточно. Остальные условия также на ваше усмотрение. Поверьте, мы заинтересованы в сотрудничестве, а отнюдь не в конфликтах. Ответ оставьте здесь в течение ближайших суток.
Чуть ниже на обоях имелся довольно вместительный пустой прямоугольник, обведенный черной траурной рамочкой. Место для некролога…
Урод! Нельзя так шутить!
Особенно ирочтя постскриптум:
«Р. S. Привет вам от вашего друга Ефима Гавриловича Крайцмана».
— У них Фима. Надо идти на встречу. Впрочем, это понимают все.
— Вы правы, Алик. Только хорошо бы сначала привести в чувство девушку.
Я присаживаюсь возле Идочки на корточки, бросая Фолу:
— Духовку выключи. А то мясо сгорит.
Я на удивление спокоен. Фима жив, и это главное. Будем договариваться. Это такой город. Это такой мир. Нам здесь жить.
2
Не люблю звонки в дверь.
С недавних пор — не люблю. Но открывать все равно пришлось.
Архаров на лестничной клетке не обнаружилось, исчезники отсутствовали, заказчики на «дроты» и «мулетки» сегодня тоже поленились ко мне зайти по новому адресу — зато имелась почтальонша в единственном числе.
Старенькая Валентина Петровна, которой хвала и честь! — всего за премиальную гривну, не учтенную налоговыми волками, она заходила по сто раз, лишь бы застать адресата на дому и лично вручить ему письмишко или там бандеролечку.
— Здрасьте, — тихо сказала Валентина Петровна.
Глаза она почему-то прятала.
— Здрасьте, — откликнулся я, машинально роясь по карманам.
Денег не было.
Понятливый Фол на всякий случай не показывался, прикрыв дверь в комнату, где после визита Того пребывала без чувств сестренка милосердия; а Ерпалыч уже спешил к нам с вожделенной бумажкой наперевес.
Странно: взгляд почтальонши при виде денег остался тусклым.
— Это вам, Олеженька… извините, ради Бога, это не у нас столько мурыжили…
Длинный конверт доверчиво ткнулся мне в ладони; и почтальоншу как ветром сдуло.
Даже лестница не откликнулась на ее шаги.
Ничего не понимая, я распечатал письмо. Наскоро вытащил четыре листочка, глянул на середину ближайшего.
«Год, упрямый как бык». Бред какой-то! При чем тут бык?!
«…что нужно есть на Новый год? Я думаю: то, что есть. Но обязательно под сто пятьдесят! — и обязательно чтобы 40 градусов! Потому как если перемножить граммы на градусы, да еще по Фаренгейту, то обязательно заиграет кровь. А когда кровь играет, вы начинаете стучать копытом, потом вам начинает казаться, что рядом не старая корова, а молодая телка и в новогоднюю ночь она не собирается крутить хвостом…»
45 
