А на Русском острове было сильно…
Нас там встретили офицеры и прочие другие люди. Офицеры считали себя аристократами и поэтому не матерились… Никогда! Они просто так говорили:
— Здравствуйте, мля, товарищи матросы, мля! Я знаю, мля, что вам, мля, сейчас, мля, тяжело и трудно, мля! Это потому, мля, что вы, мля, думаете о доме, мля. (Они не матерились, просто губы сами прошевеливали нужные уточнения.) Так вот! Вы думаете, что дома у мамки было вам лучше. Так вот — вы ошибаетесь, мля. Теперь и надолго, мля, кроме нас, мля, у вас, мля, никого, мля, роднее, мля, нет, мля. А чтобы не думать о доме, мля, нужно иметь три простых мужских желания! Это — пить, есть и спать! Поэтому мы будем давать вам мало есть, пить и спать. Мля.
Они исполнили это в точности! И действительно, стало как-то легче, но потом, потом.
Они говорили, в смысле офицеры:
— Китайский снаряд летит сюда тридцать секунд — вы должны успеть защитить Родину. (Очень громко.)
Мы были не против. Мы вообще не были… против. Нам нужно было одеться очень быстро, чтобы защитить Родину, — мы одевались. Только никто не боялся китайского снаряда, все страхи были рядом…, тут.
Я отлично могу понять офицеров. Они каждое утро выходили и видели нас, стоящих в строю. И было видно, что они хотели бы видеть нечто другое, а тут мы, в смысле конкретные такие, а еще узбеки, таджики, киргизы, ну, в общем, мы. Они, офицеры, когда поступали в училища, наверное, думали: командир на мостике — и такой гул, флаг и гюйс поднять — и все так торжественно, и флаги, и чайки, и эге-гей ээ… э! А тут мы, вот такие… И с этим ничего не поделаешь.
И мне становилось стыдно за то, что я вот такой, а не другой, и понимал, что виноват, причем во всем…
Там, на Русском острове (во, название), все было — ритуал. Все было продумано, и во всем была видна традиция. Издавна. Всегда! Но самым грандиозным действом был — «перессык»!
Для участия в этом ритуале нужно было, ну… мм-м… попасть на Русский остров… Попасть.
В общем, в шесть ноль-ноль включался гимн по радио, громко, это значило — пора вставать. Мы вставали — очень быстро, одевали — очень быстро — ботинки, трусы на нас уже были, и очень быстро мы бежали на улицу, где улицы никакой не было, а был туман, который я уже описывал. Мы бежали поротно, а все шумело и орало: «Быстрее, мля, вы че..е..е. А!? Вы ма…а… И… Бегом…, еще бегомее, падлы, мля а…а…а». А мы бежали, бежали. Все такие коротко, клочковато постриженные, с черными шеями, разноцветные, в мятых, длинных синих трусах. Бежали к морю.
Там, на берегу, был невысокий обрывчик — метра четыре-пять высотой. Он нависал над морем почти по прямой. И там могло встать одновременно человек триста. А вдалеке, в темноте, — было темно, шесть утра все-таки, — был виден город Владивосток, которой я так ни разу днем и не увидел. Он светился вдалеке. Огоньки, огоньки… И я думал, мне бы там домик, как у кума Тыквы, крохотный, и чтобы никогда вот этого всего — и я бы ничего в жизни не захотел бы там.
Так вот, мы бежали — 2 тысячи человек. Потом, строго по команде, вдоль обрыва выстраивались триста человек, по команде снимали трусы и писали в море! За этим строго следили…, когда иссякал последний… звучала команда, мы надевали трусы и делали строевое упражнение такое…, словом, на наше место становились новые триста…
А в это время мимо, светясь огнями, проходил трехпалубный корабль.
И в этом была подлинная сила и какая-то очень нужная красота…, мама…, мама…
Я знаю, почему на нас не напали никакие враги. Мы писали в море, каждое утро, и поэтому на нас не напали. Не по причине атомных подлодок и ракет… При любой погоде, с незапамятных времен, утром… мы писали в море — на нас не напали. Я не буквально это…, я не идиот и не клоун… Просто мы все это делали… Воо…о…т.
Над островом летали бабочки. Большие. Зеленые махаоны. Огромные — больше воробья. Они летали медленно-медленно. И нам говорили офицеры… громко:
— Не дай Боже, какая падла этих бабочек… Эти бабочки… они… занесены в Красную книгу… Они водятся только здесь… Мы гордимся… этими бабочками… Чтоб ни одна…, не дай Бог… Они. и…, они тут миллионы лет, мля, живут, а вы тут за час все засре…
Бабочки были очень красивые. Они очень медленно двигали крыльями и летели. Вот так. (Тут необходимо снять обувь и показать, как летают большие бабочки, в смысле самому показать.)
Крылья их были изумрудно-зеленые…
Я задавил трех штук. Они хрустели, и из них выдавливалась какая-то дрянь, желтая такая… Мне пришлось потом долго отмывать руки от зеленой пыльцы и этой… А то ведь, действительно… не дай Боже…, ведь они не шутили… никогда. Офицеры в смысле.