За его кромкой лежало нечто, напоминающее бездонную дыру. Разглядеть ее он не мог, но знал, что контур ее не слишком отличается от окружности и что чем глубже, тем больше становился ее радиус.
Он спускался по тропинке, что вилась спиралью, прижимаясь к стене колодца, и все время. ощущал напор поднимающегося из глубины теплого воздуха. Искусственной была эта тропа, это чувствовалось, несмотря на ее крутизну. Была она узкой и опасной; во многих местах пересекали ее трещины, а местами загромождали каменные обломки. Но ее неизменный, поворачивающий направо уклон выявлял план и цель в ее существовании.
Осторожно спускался он по этой тропе. Слева от него была стена. Справа — ничего.
Прошло, как ему показалось, века полтора, и он увидел далеко под собой крошечный мерцающий огонек, висящий прямо в воздухе.
Изгиб стены, однако, продолжал искривлять его путь, и вскоре светлячок этот оказался уже под ним и чуть-чуть правее.
Еще один поворот тропы, и он замигал прямо по ходу.
Когда он проходил мимо ниши в стене, в которой таилось пламя, в мозгу у него вскричал неведомый голос:
— Освободи меня, хозяин, и я положу к твоим ногам весь мир!
Но он даже не замедлился, даже не взглянул на подобие лица, промелькнувшее внутри ниши.
В океане мрака, раскинувшемся у его ног, теперь были видны и другие огоньки, с каждым шагом плавало их во тьме все больше и больше.
Колодец продолжал расширяться. Он наполнился сверкающими, мерцающими словно пламя огнями, но это не было пламя; наполнился формами, лицами, полузабытыми образами. И из каждого, когда он проходил мимо, поднимался крик:
— Освободи меня! Освободи меня!
Но он не останавливался.
Он спустился на дно колодца и пересек его пробираясь между обломками камней и скал, перешагивая через змеящиеся в каменном полу трещины. Наконец, он добрался до противоположной стены, перед которой плясало огромное оранжевое пламя.
При его приближении стало оно вишневым, а когда он остановился перед ним, — синим, как сердцевина сапфира.
Вдвойне было оно выше, чем он; оно пульсировало, колебалось; иногда оттуда в его направлении вырывался язык пламени, но тут же втягивался назад, словно натыкаясь на невидимый барьер.
Спускаясь, он миновал уже бесчисленное множество огней, и однако он знал, что еще больше таится их в пещерах под дном колодца.
Каждый огонь, мимо которого проходил он по пути вниз, взывал к нему, пользуясь своими собственными средствами коммуникации, и в мозгу его назойливо бились одни и те же слова: запугивающие и умоляющие, обещающие все на свете. Но из этого, самого большого синего пламени не донеслось ни слова. Никакая форма не изгибалась, не вращалась, дразня лживыми посулами, в его ослепительной сердцевине.
Он зажег новый факел и воткнул его в расщелину между двух скал.
— Итак, Ненавистный, ты вернулся!
Слова падали на него, как удары плети. Взяв себя в руки, он взглянул прямо в синее пламя и спросил в ответ:
— Тебя зовут Тарака?
— Тому, кто заточил меня здесь, следовало бы знать, как меня зовут, — пришли в ответ слова. — Не думай, Сиддхартха, что коли ты носишь другое тело, то можешь остаться неузнанным. Я смотрю прямо на потоки энергии, которые и составляют твое существо, а не на плоть, которая маскирует их.
— Ясно, — ответил тот.
— Ты пришел посмеяться надо мной в моем заточении?
— Разве смеялся я над тобой во дни Обуздания?
— Нет, ты не смеялся.
— Я сделал то, что должно было быть сделано для безопасности моего народа. Мало было людей, и слабы они были. Твоя же раса набросилась на них и их бы уничтожила.
— Ты украл у нас наш мир, Сиддхартха. Ты обуздал и приковал нас здесь. Какому новому унижению собираешься ты подвергнуть нас?
— Быть может, найдется способ кое-что возместить.
— Чего ты хочешь?
— Союзников.
— Ты хочешь, чтобы мы вступили на твоей стороне в борьбу?
— Именно.
— А когда все закончится, ты вновь попробуешь заточить нас?
— Нет, если до того нам удастся прийти к приемлемому соглашению.
— Назови свои условия, — сказало пламя.
— В былые дни твой народ разгуливал — видимый или невидимый — по улицам Небесного Града.
— Да, так оно и было.
— Теперь он укреплен значительно лучше.
— В чем это выражается?
— Вишну-Хранитель и Яма-Дхарма, Повелитель Смерти, покрыли все Небеса — а не только Град, как было в стародавние времена, — каким-то, как говорят, непроницаемым сводом.