125 
Мой давнишний друг Володя Файвишевский – очень мудрый и проницательный врач-психиатр. А родился он 22 апреля, что сильно облегчило мне прекрасные потуги сочинительства.
- КРАТКАЯ ОДА НА 70-ЛЕТИЕ ДОКТОРА ФАЙВИШЕВСКОГО (КЛИЧКА – ПРОФЕССОР)
- Повсюду – совпадений светотень,
- поскольку неслучайно все в природе:
- ты с Лениным в один родился день,
- и ты, конечно, назван в честь Володи.
- Как молот, был безжалостен Ильич,
- безжалостна, как серп, его эпоха;
- его разбил кошмарный паралич,
- а ты – мудрец, ебун и выпивоха.
- Он тоже, как и ты, талантлив был,
- однако же вы разны чрезвычайно:
- он – много миллионов погубил,
- а ты – немногих вылечил случайно.
- Психованность весьма разнообразна,
- общаться с сумасшедшими опасно,
- душевная поломка так заразна,
- что тронулся и ты – но как прекрасно!
- Свихнувшись, не жалеешь ты об этом,
- душой о человечестве скорбя,
- и каждый, кто пришел к тебе с приветом,
- излечится приветом от тебя.
- Еще не все в России хорошо,
- еще от ваших жизней длится эхо,
- того – клянут, что некогда пришел,
- тебя – благословляют, что уехал.
- Перо мое от радости дрожит,
- и ты меня, конечно понимаешь:
- он, всеми проклинаемый, лежит,
- а ты, любимый нами, – выпиваешь.
- Сейчас вокруг тебя клубится пир,
- и ты обязан помнить непременно,
- что в этот день родился и Шекспир,
- а ты к Вильяму ближе несравненно.
Аркадий Горенштейн – хирург и по призванию, и по профессии (а это совпадает вовсе не всегда). Притом хирург он детский, и легко себе представить уникальность этого занятия. Наши дни рождения расходятся всего лишь на день, и поэтому мы часто празднуем их вместе. А что на пять лет я старше – тут уж не попишешь ничего.
- ОДА НА 60-ЛЕТИЕ АРКАДИЯ ГОРЕНШТЕЙНА
- Готов на все я правды ради,
- варю на правде свой бульон;
- однажды жил хирург Аркадий,
- любил кромсать и резать он.
- Людей он резал самых разных,
- но малышей – предпочитал,
- и в этих играх безобразных
- он жил, работал и мечтал.
- Мечтал о воздухе он свежем,
- хотел в Израиль много лет,
- поскольку мы младенцев режем -
- едва появятся на свет.
- Не всех! Аркадий жил в Херсоне,
- и словом «хер» я все сказал:
- он резал Хайма, но у Сони
- он ничего не отрезал.
- Потом он в Питер жить уехал,
- лечил у пьяных стыд и срам,
- его работы плод и эхо -
- у тех – обрез, у этих – шрам.
- Разрезав, надо приглядеться,
- чтоб ясно было, что лечить,
- а он умел яйцо от сердца
- легко на ощупь отличить.
- Жена его звалась Татьяна,
- писала краской на холстах,
- и без единого изъяна
- была она во всех местах.
- Он резал всех, как красный конник,
- ища ножом к болезни дверь,
- но был аидолопоклонник,
- и вот – в Израиле теперь.
- И тут Аркадий не скучает,
- он на архангела похож
- и Божью благость излучает,
- когда младенец есть и нож.
- Не только режа, но и клея,
- Аркадий грамотен и лих,
- и плачут бабы, сожалея,
- что резать нечего у них.
- Он за людей переживает,
- живя с больными очень дружно,
- и многим даже пришивает,
- поскольку многим это нужно.
- Ему сегодня шестьдесят,
- и пациентам лет немало,
- труды Аркадия висят
- у них, у бедных, как попало.
- А сам Аркадии – о-го-го,
- и, забежав домой однажды,
- он сотворил из ничего
- себе детей, что было дважды.
- Прибоем в отпуске ласкаем,
- любил поесть, но голодал:
- женой по выставкам таскаем,
- он у холстов с едой – рыдал.
- Живи, Аркадий, много лет,
- пою хвалу твоим рукам
- и завещаю свой скелет -
- уже твоим ученикам.
О Лидии Борисовне Либединской, моей теще, говорил я и писал уже несчетно. Много лет подряд она к нам приезжает, чтобы в Иерусалиме праздновать очередной Новый год. А некий дивный юбилей она решила тоже отмечать в нашем великом городе. Тогда-то я и сочинил -
125 
