Он уже просто кричал на нее, расхаживая по комнате из угла в угол. Рафаэлла же так и не произнесла ни единого слова в ответ.
– Как ты могла это сделать? Как могла поступить так низко, мерзко, нечистоплотно!
Он резко повернулся к ней, и она молча покачала головой, закрыв лицо руками. Через минуту она достала из сумочки носовой платок, высморкалась и взглянула на отца.
– Папа, эта женщина ненавидит меня… все, что она говорит…
– …Все это правда. Человек, которого я нанял, подтвердил это.
– Нет. – Она решительно замотала головой и поднялась. – Верно только то, что я люблю ее брата. Но он не женат, он развелся еще до нашего знакомства.
Антуан резко прервал ее:
– Ты еще не забыла, что ты – католичка? И к тому же – замужняя женщина? Или ты и об этом забыла? Да будь он хоть священник или африканец – мне наплевать! Суть в том, что ты замужем за Джоном Генри и не вольна выбирать в любовники кого тебе вздумается. После того что ты натворила, я никогда не смогу взглянуть ему прямо в глаза. Я не смогу этого сделать, потому что моя дочь – шлюха!
– Я не шлюха! – крикнула она, и в ее горле застрял комок. – А ты не отдавал ему меня, как какую-то вещь. Я вышла за него… потому что хотела этого… Я любила его… – Она не могла продолжать.
– Я не желаю слышать этой чепухи, Рафаэлла. Я хочу услышать только одно. Что ты расстанешься с этим человеком. – Он сердито посмотрел на нее и медленно приблизился. – И пока ты твердо мне этого не пообещаешь, ноги твоей в моем доме не будет. Собственно, – он взглянул на часы, – самолет в Мадрид вылетает через два часа. Поезжай туда и обо всем хорошенько подумай, а я приеду с тобой повидаться через несколько дней. Я хочу быть уверен, что ты напишешь ему письмо, в котором сообщишь, что между вами все кончено. А чтобы душа моя была абсолютно спокойна, я установлю за тобой наблюдение на неопределенный срок.
– Но ради всего святого, зачем?
– Затем, что ты потеряла стыд, Рафаэлла. И поэтому я именно так и поступлю. Ты не выполнила завета, который давала Джону Генри, выходя за него замуж. Ты опозорила себя и меня. А я не желаю, чтобы моя дочь превратилась в шлюху. Если же ты не принимаешь моих условий, то говорю тебе прямо: я обо всем сообщу Джону Генри.
– Боже мой, папа… пожалуйста… – Она была почти в истерике. – Это моя жизнь… ты убьешь его… папа… пожалуйста…
– Ты опозорила мое имя, Рафаэлла. – Он так и не приблизился к ней вплотную, а отвернулся и сел за стол.
Она смотрела на него, только сейчас начиная осознавать весь ужас случившегося, и впервые в жизни почувствовала ненависть к другому человеку. Войди сейчас в комнату Кэ, она задушила бы ее голыми руками. Но вместо этого она в отчаянии повернулась к отцу:
– Но, папа… почему ты должен так поступать? Я взрослая женщина… ты не имеешь права…
– Имею! Ты слишком долго жила в Америке, милая. И похоже, совсем отбилась от рук за время болезни мужа. Мадам Вилард сказала, что пыталась вас образумить, но напрасно. Она считает, что если бы не ты, то он вернулся бы к жене, остепенился и имел бы своих детей. – Он осуждающе, с упреком смотрел на нее. – Как ты можешь так поступать с людьми, которых якобы любишь?
Его слова резали ее без ножа, и некуда было скрыться от его пронзительного взгляда.
– Но меня волнует не тот человек, а твой муж. Именно ему ты должна была сохранять верность. Я не шучу, Рафаэлла, я все расскажу ему.
– Это убьет его, – сказала она почти спокойно, но в глазах ее еще стояли слезы.
– Да, – отрезал отец. – Это убьет его. Но виновата в этом будешь ты. Подумай об этом в Санта-Эухении. И я хочу, чтобы ты знала, почему уезжаешь сегодня же. – Он встал, и в его непроницаемом лице вдруг что-то дрогнуло. – Я не могу допустить, чтобы в моем доме оставалась гулящая девка, пусть даже на одну ночь.
Он подошел к двери, распахнул ее, поклонился и жестом попросил дочь удалиться. Он смотрел на нее долгим тяжелым взглядом, а она стояла перед ним, разбитая и униженная.
– Всего хорошего, – произнес он и захлопнул дверь за ее спиной, а ей едва хватило сил добраться до ближайшего кресла и рухнуть в него.
Рафаэлла была так разбита и потрясена, что никак не могла собраться с мыслями. И она просто оставалась сидеть в кресле, ошеломленная, растерянная, напуганная и сердитая. Как он мог с ней так поступить? Понимала ли Кэ, что делала? Представляла ли она, что ее письмо вызовет настоящую катастрофу? Рафаэлла просидела в оцепенении около получаса, взглянула на часы и вспомнила, что отец взял ей билет на другой рейс и пора ехать.