Последние отзывы

  34  

— Хочешь поцеловать их на прощание? — спросил я.

— Я их ненавижу, — ответила она сонно. — Но почему они так красивы? У них чудесные волосы. Это было не их ошибкой. Их души могли бы стать прекрасными.

— Ты так думаешь? Действительно так думаешь? Ты не почувствовала их доброй воли, когда пила кровь? Не почувствовала мощного потока нового знания, когда поглощала их? И какой был высший смысл их существования, спрошу я тебя, кроме надругательства над невинными душами? Танцевать и слушать приятную музыку?

Квинн стал за Моной, слушая мои слова, и обнял ее. Она приподняла брови и кивнула.

— Смотрите, что я делаю, — сказал я. — И помните.

Со всей своей всепоглощающей силой я выпустил огонь.

Сделай же его милосердным, святой Лестат.

Секунду я видел контуры их костей в пламени. Жар обжег мне лицо и в этот миг, только в этот миг кости пошевелились.

Пламя взметнулось к потолку, опалив его, а потом сжалось, пока не пропало бесследно. Узор из костей исчез. Не осталось ничего, кроме черных жирных пятен в огромной ванной.

Мона ахнула. Ее щеки пылали после выпитой крови. Она шагнула вперед и впилась взглядом в черный пузырящийся жир.

Квинн лишился дара речи. Он был в откровенном ужасе.

— Так вот, что ты сделаешь со мной, если я захочу уйти, да? — спросила Мона севшим голосом.

Я был потрясен.

— Нет, моя дорогая куколка, — сказал. — Никогда. Даже если от этого будет зависеть моя жизнь.

Я снова выпустил огонь, направив его в маслянистые останки, пока не исчезли и они.

Итак, высокие грациозные длинноволосые танцоры больше не будут танцевать.

Я почувствовал легкое головокружение. Я обуял свои силы. Меня мутило. Я отрекался от собственной мощи. Я собрал всю волю, чтобы сконцентрировать энергию в своей телесной оболочке.

В гостиничном номере, подобно заботливому смертному, я осмотрел детей. Их было четверо. Они были избиты, их раны кровоточили. Они лежали вповалку. Все были без сознания, но я не нашел серьезных ранений в голову, кровотечений внутри их черепов, никаких серьезных повреждений. Мальчики, одетые в шортики, майки и теннисные тапочки. Никакого фамильного сходства. Как, должно быть, где-то плачут сейчас их родители! Все выживут. В этом я был уверен.

Грехи прошлого восстали, чтобы мучить меня. Вспышки моего бесконтрольного буйства замаячили в памяти, чтобы посмеяться надо мной.

Я сделал необходимые звонки, чтобы детям была обеспечена забота. Объяснил шокированному администратору, чему оказался свидетелем.

Мона плакала в коридоре. Квинн не давал ей спотыкаться.

— Вперед. Сейчас мы направляемся ко мне. Итак… вышло не так, как я рассчитывал, ты оказался прав, Квинн. Но все кончено.

— Лестат, — сказал он — его глаза сверкали, в то время, как он затаскивал Мону в лифт. — Я думаю, что в этом не было ничего великолепного.

Глава 9

Нам пришлось буквально тащить Мону по улицам Французского квартала. Она впадала в восторг, созерцая радужно переливавшиеся пятна бензина в грязных лужах, замирала при виде экзотической мебели в витрине Хервитс Минц, любовалась выставленными в антикварных магазинах поношенными стульями с позолотой. Не могла отвести взгляда от огромных квадратных лакированных фортепьяно или от лениво проезжавших грузовиков, выпускавших белые струйки пара из изогнутых кверху труб, рассматривала смеющихся смертных, шагавших по узким тротуарам с обожаемыми младенцами на руках, которые крутили головами, пялясь на нас. Заглядывалась на старых черных мужчин, ради денег игравших на тенор-саксофонах. Мы в избытке насыпали им мелочи, а она остановилась перед автоматом с хот догами, которые ей больше были не нужны, но на которые она могла глазеть, нюхать, чтобы потом, ненадолго остановившись, швырнуть один из них в мусорную корзину. И, конечно же, всюду мы притягивали внимание, в несвойственной вампирам манере. Квинн, который был выше всех, мимо кого мы проходили, и, возможно, раза в четыре красивее, с его изящным лицом и всем прочим, что я уже описывал, и Мона с волосами, летевшими перед нами, торопливо убегавшая вперед. Ленивые вечерние толпы расступались перед ней и смыкались после нее, будто она была посланницей небес. Она оборачивалась к нам, пританцовывала, стучала каблучками и притопывала, как танцор фламенко; позволяла воротнику из перьев распахиваться, сползать вниз, чтобы снова натянуть его на плечи. А затем, ловя свое изображение в окнах витрин, сбегала на боковые улочки, пока мы не схватили ее, не взяли под свою опеку и больше уже не выпускали.

  34