17 
Он снова лег, усталый, не в силах продолжать, но его глаза следили за мной. Он улыбался, и я слышал его смех.
— Почему ты все время смеешься? — спросил я.
Дядя Клеопа пожал плечами.
— Я все еще удивляюсь, — ответил он. — Да, удивляюсь. Я видел ангела? Нет, не видел. Может быть, если бы он явился мне, то я бы не смеялся, а может быть, смеялся бы еще сильнее. Мой смех — это мои слова, тебе не кажется? Помни это. Да, и прислушайся, что говорят на улицах. Там, здесь. Они хотят справедливости. Хотят мести. Ты слышал их? Ирод сделал то, Ирод сделал это. Они забросали камнями солдат Архелая! Какое мне теперь до этого всего дело? Все, что я сейчас хочу, это хотя бы час подышать без боли!
Он протянул ко мне руку, обнял за затылок, и я наклонился и поцеловал его мокрую щеку.
Пусть его боль уйдет.
Дядя глубоко вдохнул и потом как будто погрузился в забытье; его грудь стала подниматься и опускаться медленнее и спокойнее. Я положил руку ему на грудь и ощутил, как бьется внутри тела сердце.
«Силы еще хотя бы ненадолго. Какой в этом вред?»
Затем я отошел. Мне захотелось уйти к краю крыши и там плакать. Что я сделал? Может быть, ничего. Но почему-то я так не думал. А его слова — что они значат? Как мне понять все это?
Я хотел найти ответы на вопросы, да, но этот разговор с дядей Клеопой только добавил новых загадок, и у меня разболелась голова. Мне было страшно.
Я сел и прислонился к низкой стене. Ее верхний край оказался почти вровень с моей головой. Вокруг меня сгрудились семьи родственников, я видел перед собой спины и лица, журчали тихие разговоры, негромко напевали дети. Мне казалось, что я спрятался.
Уже стемнело, в городе зажгли фонари, на улицах раздавались громкие радостные восклицания и много музыки. Кое-где все еще готовили на кострах пищу, а может, это люди грелись у огня, потому что с наступлением темноты похолодало. И я продрог. Мне хотелось посмотреть, что происходит внизу, но потом я передумал. Мне было все равно.
Маме являлся ангел. Ангел. Я не сын Иосифа.
Тетя Мария застигла меня врасплох. Она резко развернула меня к себе лицом, присев рядом на корточки. Ее лицо блестело от слез, а голос дрожал.
— Ты можешь вылечить его? — спросила она.
Я так удивился, что не знал, как ответить.
В этот миг подошла мама и ухватила меня за руку. Они обе стояли надо мной, их накидки касались моего лица. Они шептались о чем-то. Сердито шептались.
— Ты не можешь просить его об этом! — говорила мама. — Он еще совсем ребенок, и ты знаешь это!
Тетя Мария всхлипывала. Что я мог сказать ей?
— Я не знаю! — выпалил я. — Не знаю!
Теперь заплакал и я. Подтянул к себе колени, прижался к стене и стал утирать слезы.
Они ушли.
Семьи вокруг меня стали укладываться на ночь. Матери уже убаюкали малышей. На улице один человек играл на волынке, а другой пел. Сначала их было хорошо слышно, но потом все постепенно стихло.
Дымка спрятала звезды, но вид города, освещенного фонарями, карабкающегося с холма на холм, с храмом, возвышающимся как гора в дрожащем свете огромных факелов, изгнал из моей головы все тревожные мысли.
Мне вдруг стало хорошо. Я решил, что завтра в храме буду молиться о том, чтобы понять все эти слова — не только те, что сказал мой дядя, но и все остальные, слышанные мною.
Вернулась мама.
У стены оставалось как раз достаточно места для того, чтобы она опустилась рядом со мной на колени.
Свет факелов озарил ее лицо, когда она обратила взор к храму.
— Послушай меня, — сказала она.
— Слушаю, — не задумываясь, отозвался я по-гречески.
— То, что я тебе скажу, говорить пока не следовало бы. — Мама тоже перешла на греческий.
На улице шумели, на крыше все еще не прекратились тихие вечерние разговоры, но я отлично слышал каждое ее слово.
— Я не могу больше ждать, — говорила мама. — Мой брат виноват в этом. Почему он не страдает молча? Но нет, он никогда не умел молчать. Поэтому я скажу. А ты слушай. Не задавай мне вопросов. В этом ты должен слушаться Иосифа. Но сейчас внимай мне.
— Хорошо, — повторил я.
— Ты не дитя ангела, — сказала она.
Я кивнул.
Она повернулась ко мне. В ее глазах отражался огонь факелов.
Я молча ждал.
— Ангел сказал мне, что на меня снизойдет сила Господа, и действительно, на меня опустилась тень Господа — я почувствовала ее, и со временем во мне зашевелилась новая жизнь, и это был ты.
17 
