Последние отзывы

  81  

Но скорее всего то, что она думает по этому поводу, вообще не имеет значения.

Как только Кейт вновь окажется на пороге своего дома, ее теперешнее настроение, ее раздумья о своей судьбе утратят всякий смысл – вот в чем суть, вот в чем правда. Всю жизнь мы оцениваем, взвешиваем, сопоставляем свои поступки, свои чувства… и все ни к чему. Наши мысли, чувства, поступки, которые мы оцениваем с точки зрения сегодняшнего дня, впоследствии приобретают совсем иную окраску.

Интересно, каким покажется ей нынешнее лето, проведенное вдали от семьи, через год или больше? В чем она может быть совершенно уверена, так это в том, что оно не покажется ей таким, каким она видит его сейчас. Тогда к чему терзать себя, анализируя собственные слова и поступки. На этом месте размышлений Кейт (ибо она, естественно, занималась как раз тем, что минуту назад сама объявила бессмыслицей) в комнату вошла Морин и сказала:

– А знаете, Кейт, что бы я ни решила, это не будет иметь никакого значения. Ровным счетом никакого, я это чувствую.

И она стремительно вышла из комнаты.

На следующее утро она позвала Кейт с собой за покупками. По пути они встретили молодую женщину, на вид ровесницу Морин; она толкала перед собой высокую детскую коляску-стульчик, в которой сидел привязанный ремнями ребенок. За руку она тащила еще одного. Малыш в коляске куксился, сидеть ему было неудобно, так как мамаша положила на подножку коляски пакет с покупками и маленькие, согнутые в коленях ножки малыша упирались в него. На первый взгляд это был ребенок как ребенок, каких тысячи на улицах, но потом вы замечали, что перед вами растерянный, несчастный человечек, молча взывающий о помощи: да снимите же с меня эти тугие ремни, дайте расправить ножки, увезите в тишину, где нет этих бесконечно мелькающих железных чудовищ и где солнце не режет глаза. Мать, издерганная двумя маленькими детьми, толкала коляску сильными, резкими движениями; ребенок же, которого она вела за руку, отставал, тянул ее назад. Он злился, дулся. Видимо, он только что получил затрещину. Одна щека его ярко горела.

– Ну иди же, иди, – понукала его молодая мать, – а то еще поддам, предупреждаю по-хорошему.

Ребенок по-прежнему чуть не висел у матери на руке, но не из упрямства, а из-за того, что целиком был поглощен своей обидой.

Тогда мать выпустила его руку и с размаху ударила ладонью по щеке, потом по другой, затем тыльной стороной руки еще раз и опять ладонью. Ребенок застыл на месте, глядя на мать во все глаза. Они медленно стали наполняться влагой, и слезы ручьем полились по горящим щекам.

– А ну шагай, шагай! – закричала мать вне себя от ярости. Она снова схватила его ручонку и сильно дернула; пытаясь удержаться на ногах, малыш схватился за платье матери, но это его не спасло, и он упал на четвереньки. Так он и стоял, не разгибаясь, только губки кривились от плача и из носа текло.

– Смотри, что ты сделал с моим платьем, – воскликнула молодая женщина. Мальчик оставил на нем пятна жира, липкого сахара – в момент падения он держал в другой руке леденец, который валялся теперь раздавленный на тротуаре. – Если ты сию же минуту не встанешь и не пойдешь домой, я тебя так выдеру, что ты у меня сесть не сможешь, – наклонившись, прошипела она ему в ухо.

Мальчик медленно поднялся. Мать снова схватила его за ручонку. В это время заплакал другой ребенок. Он плакал не от обиды или злости, а просто потому, что ему было неудобно сидеть и он чувствовал себя от этого несчастным. Плач малыша подействовал на старшего братишку как толчок: охваченный отчаянием, он снова залился горючими слезами и засеменил вслед за матерью, которая крупным шагом устремилась вперед, толкая коляску с одним ребенком перед собой и волоча за руку другого. Когда она поравнялась с Кейт и Морин, те увидели, что у матери такое же несчастное лицо, как у детей. Заметив, что на нее смотрят, она метнула в сторону женщин вызывающий взгляд, недвусмысленно говоривший: не суйтесь не в свое дело.

Она задержала взгляд на Морин – та была в белом платье на пуговицах, с вышитыми по белому полю голубыми цветами; заплетенные в косицы соломенные волосы лежали по плечам. Взгляд, который устремила молодая женщина на Морин – воплощение всего того, что она потеряла, став матерью двух детей, – был полон боли. Глаза ее затуманились, и теперь уже все трое в слезах медленно двинулись по улице.

– Вот о таком вы ни разу не вспоминали, – заметила Морин. – Почему?

  81