Особенно,... 
11 
В дальнем конце коридора санитар остановился перед закрытой дверью, повернулся ко мне и сказал:
— Это ваша палата.
— Я буду здесь лежать? — спросил я.
— Вы здесь лежите, — сказал санитар и жестом пригласил меня внутрь.
2
Вот так оно бывает во сне. В одно мгновение я открыл дверь палаты и увидел на кровати себя.
Я лежал на кровати. Моя голова и грудь снова пестрели обильными кровоподтеками. Мои губы были рассечены, вокруг закрытых глаз набрякли желто-багровые круги. Вокруг моей шеи был застегнут жесткий поддерживающий ошейник.
Цветы на моем столике заметно подвяли. Одна из головок и вообще отвалилась; сперва она упала на мою подушку и только потом скатилась на пол. Это было понятно по оранжевой пыльце на нижнем углу наволочки.
А уже в следующее мгновение я лежал на кровати. Я лежал на кровати, и ко мне подходил санитар.
Санитар сел рядом со мной.
— Карл, — сказал он, — вы меня слышите?
— Да, — сказал я, но мои губы не пошевелились.
— Карл, вы меня слышите?
Он говорил громко, но спокойно. Примерно так, как говорят с глуховатыми.
— Да. — Мой голос звучал не менее ясно и отчетливо, чем голос санитара. — Да, я вас слышу.
Ясно и отчетливо, но лишь внутри моей головы.
Санитар взял меня за руку. Пальцы у него были теплые, сухие и, похоже, сильные.
— Карл, если вы меня слышите, сожмите, пожалуйста, мою руку. Вы можете это сделать? Сожмите как можно сильнее.
— Хорошо, — сказал я.
— Карл, вы можете сжать мою руку?
— Я уже сжимаю.
— Старайтесь изо всех сил.
— Я так и делаю.
— Ну ладно, Карл.
Санитар выпустил мою руку, и она вяло, словно неживая, упала на кровать.
— Ну ладно, Карл, — повторил он более тихим голосом. Больше для себя, чем для меня. — Завтра мы снова попробуем.
Вот так оно бывает во сне.
А затем я проснулся, не впервые за этот сон.
3
Я сидел на кровати с распахнутым словно в крике ртом, я сплошь промок от пота, точно так же как и в тот, другой раз промок от крови.
Рядом со мной лежала Кэтрин, теперь она тоже села.
— Господи, — сказала Кэтрин, — что с тобой, Карл? — На ее лицо свешивались всклокоченные волосы, а говорила она, как то и бывает со внезапно разбуженным человеком, не отчетливо и чуть запинаясь. — В чем дело? Что с тобой?
— Я в бреду.
— Нет, милый, нет. Ты был в бреду, а теперь ты проснулся. Теперь все хорошо. Видишь, я рядом с тобой.
— Так я не сплю?
— Да нет же, нет.
Кэтрин положила ладонь на мою руку и сжала ее. Я тоже сжал ее руку.
— Мне казалось, — сказал я, — мне казалось, что я…
Я осмотрелся по сторонам. Легкий ветер задувал в открытое окно моей спальни занавески. Теплый ветер, теплая ночь. Будильник на тумбочке показывал три часа ночи. В тусклом свете цифрового дисплея была видна ваза с хризантемами, стоявшая здесь же, рядом.
— Страшный был сон? — спросила Кэтрин. Она уже полностью проснулась, да и я тоже. — Расскажи его мне.
— Страшный сон, жуткий. Мне кажется, что я во сне уже многие дни, а может и месяцы. У меня никогда еще не было подобных снов.
— Расскажи его мне, — повторила Кэтрин. — Тогда он уйдет.
— Трудно это, я не знаю с чего и начать.
— А ты попробуй. — Кэтрин наклонилась и поцеловала меня. — Попробуй, и получится.
— Ну хорошо, — сказал я. — Мне…
Я не закончил фразу.
Когда Кэтрин наклонялась, чтобы поцеловать меня, я уловил запах ее духов, и вместе с этим запахом нахлынуло воспоминание, столь же обрывочное, как и воспоминания о том, как я упал с качелей или клеил велосипедные покрышки. Окно в крошечный клочок момента, не дающее никакой картины того, что происходит по сторонам, никакого контекста. Но зато — дающее в своих пределах нечто четкое, ясно ощутимое.
Так вот что это было за воспоминание: случалось, что Кэтрин работала в моем кабинете, а когда она уходила, оставался запах ее духов. Этот запах погружал меня в сладкие грезы, не давал работать.
Я тоже поцеловал Кэтрин, и она меня поцеловала и подняла руку, чтобы погладить меня по щеке. И тут я резко отстранился.
— Мне грезилось, — сказал я, — что мы с тобой любим друг друга.
— Так это что, и был твой страшный сон?
11 
