Особенно,... 
38 
Он немедля бросался ко мне (заступал он на час позже).
Мы, служащие, сидели на табуретах,
Сортировали письма,
И он начинал:
«Слышь, чувак! Какой мне вчера минетик сделали -
Ну, прям профессионально! Сижу я, значит,
У Шваба, пью кофе, пончики ем,
И тут…»
И таким вот манером беседовал Красник со мною часами.
Когда я возвращался с работы -
Все тело, помню, немело
От боли его трепотни. Я шел еле-еле,
С трудом заводил машину.
Ну, если вкратце, я скоро уволился с почты,
А Красник остался.
Не уверен, конечно, что это был именно Красник,
Но однажды я встретил на скачках кого-то
Похожего на него. Тот стоял, перегнувшись через ограду,
И постоянно дергался. Программка скачек
В руках у него ходуном ходила. Я поскорей отошел -
Такой человек может выиграть, поставив на три к пяти,
А потом свалиться с ограды!
Kraznick
Адский клуб 1942 года
Следующая бутылка – вот все,
Что имело смысл.
К чертям жратву
И к чертям квартирную плату -
Все проблемы
Решала бутылка.
А уж коли вдруг удавалось добыть
Две бутылки, три иль четыре -
Жизнь вообще становилась прекрасна.
Это входило в привычку,
Становилось способом жить.
Где ж нам добыть эту
Следующую бутылку?
Мы становились изобретательны,
Дерзки и хитроумны.
А иногда нам вообще отшибало мозги -
И мы шли работать, аж дня на три-четыре,
Иль на неделю.
Мы заниматься хотели только одним -
Сидеть, трепаться
О книгах и стилях литературных
И разливать по стаканам
Вино.
Вот единственное,
Что имело для нас значенье.
Ну, ясно, вдобавок
Бывали еще приключенья -
Чокнутые подружки и мордобои,
Злющие домовладельцы и копы.
Мы жили на алкоголе,
Безумии
И разговорах.
Когда нормальные люди
Считали минуты,
Мы частенько не знали даже,
Какой нынче день или месяц.
Круг наш был тесен и невелик,
Мы все – очень молоды,
Наш состав постоянно менялся:
Кто-то исчез в никуда,
Кого-то призвали,
Иные погибли на фронте -
Но вместо них приходили
Новобранцы другие.
Это был Адский клуб,
Ну, а я -
Председатель его бессменный.
* * *
Теперь я пью в одиночку
В тихой комнате на втором этаже,
С видом
На гавань Сан-Педро.
Неужто же я -
Последний из уцелевших?
Призраки прошлого в комнату тихо вплывают
И уплывают снова,
И я с трудом узнаю их лица.
Они глядят на меня,
Высовывают языки…
Я им салютую стаканом.
Я достаю сигару,
Подношу ее кончик
К огоньку своей зажигалки,
Затягиваюсь поглубже -
Легкий дым голубой
Поднимается ввысь,
А в гавани раздается
Гудок
Пароходный.
Все это смотрится славно, и я, как всегда,
Удивляюсь -
Да что ж я
Делаю здесь?
Club Hell, 1942
«Венгрия», Девятая симфоническая поэма Ференца Листа
Да, знаю, я написал много стихов -
Но это не из тщеславия, это скорее
Просто что-то, что надо делать,
Покуда жизнь проживаешь,
И если даже средь сотни стихов плохих
Я смог создать
Хотя бы одно хорошее,
Все равно, не считаю, что терял свое время зря.
К тому же мне нравится стук пишущей машинки.
Есть в нем профессиональное что-то -
Даже если
Ничего
Толком не получается!
Писать – это все, на что я способен.
Я весьма высоко ценю произведенья
Великих классических композиторов – так что,
Когда работаю, слушаю их постоянно
(И когда наконец-то выходит хорошее стихотворенье -
Уверен, я очень многим обязан
Именно им).
А сейчас я слушаю композитора, что умеет
Уносить меня прочь из этого мира -
И внезапно становится глубоко наплевать,
Жив я иль мертв, заплатил ли за газ или нет,
Я хотел бы слушать и слушать,
Хотел бы
Приемник прижать к груди, чтоб частью музыки стать.
Со мною такое случается часто – и жаль, я не в силах
Поймать то, что слышу,
И в эти стихи
Вписать.
Увы.
Не могу.
Только одно и могу – сидеть здесь и слушать,
И печатать жалкие, маленькие слова -
В такт
38 
