Особенно,... 
104 
(Далее следовала длинная алхимическая формула, которую Бен пропустил.)
…посредством философской ртути для того, чтобы дать вход духу такого вида, который проникает в damnatum и влияет на него таким образом, что он увеличивается в объеме и сжимается самым обычным способом».
Поля тетради были испещрены рисунками приборов и таблицами. Бен бегло пробежался по ним взглядом. Ньютон проводил эксперименты, похоже, непрерывно, используя плененного malakus для имитации мышечных движений в приборах.
Несколькими страницами ниже Бен нашел подробные описания существа в кресле. Он был назван «Talos».
Очарованный, но с некоторым чувством отвращения, Бен продолжил просмотр вопросов. Каждый из них касался того или иного аспекта malakim, преимущественно они предваряли изложенное в последнем вопросе. Например, вопрос 12 гласил: «С какой целью Бог создал malakim?», далее следовало восемнадцать страниц текста – цитат и выписок из различных книг, какие-то на английском, большинство на латинском, изрядное количество и на древнееврейском.
И во всех этих записях Бен не нашел ни единого слова о комете.
– Черт тебя побери, – проворчал Бен, и он не просто выругался, это прозвучало как проклятие.
– Что?
Вздрогнув, Бен оторвал взгляд от записей, он совершенно забыл о том, что здесь Ленка. Она стояла у окна и разворачивала что-то, замотанное в кусок ткани. Вначале он подумал, что это их лодка-спасительница, на которой они прилетели в Прагу, но потом понял, что это что-то больших размеров, выкрашенное в черный цвет. Находка выглядела как свернутые паруса.
– О! – воскликнула Ленка. – Не может быть!
Бен подошел и принялся вместе с ней разглядывать странный предмет.
– Это не ньютоновское изобретение. Это какая-то очень старая вещь.
– Ей не менее сотни лет, хотя паруса помоложе будут, – выдохнула Ленка. Она выглядела очень расстроенной, осматривая найденный предмет.
За черной оболочкой Бен увидел шелковый парус еще больших размеров.
– О! Да это же… воздушный шар, – пробормотал он.
– Нет! – сдавленно произнесла Ленка. Бен сразу догадался, что она сдерживает слезы. – Нет, это корабль для полетов на Луну.
– Для полетов на Луну? Да что такое ты говоришь?
– Да, это он – лунный корабль, сделанный Иоганном Кеплером.
– Ленка, ну-ка расскажи поподробнее!
– Я не могу… – Она замолчала, пытаясь не расплакаться.
– Что ты знаешь о Кеплере?
Она закрыла лицо руками, но он все же смог расслышать ее бормотание:
– Он мой прапрадед.
– Но это не повод, чтобы так расстраиваться.
– Нет. Мой отец…
– Подожди, – прошептал Бен. – Тсс…
Он услышал на лестнице шаги.
– Проклятие, – проворчал он. – Должно быть, уже полночь. Кто может прийти сюда в такое время?
Он знал кто – Ньютон. Тот не мог ни спать, ни есть, если его мучил какой-нибудь «вопрос».
– Ложись за лодку, – тихо произнес он.
Она послушалась. Он лег подле и натянул сверху материю, которой был накрыт лунный корабль. Ленка продолжала плакать, всхлипываний не было слышно, но он чувствовал, как содрогается ее тело, с каждым судорожным вздохом голова ее ударялась ему в подбородок.
Дверь широко распахнулась, и тут только Бен понял, что он забыл закрыть ее за собой. Кто-то вошел, затем на долгое время воцарилась тишина. Ленка немного успокоилась и тихо лежала рядом. Исходящее от ее тела тепло могло бы вызвать приятные чувства, если бы в его воображении не рисовалась картина их лиц, багровеющих от туго затягивающейся на их шеях петли виселицы. И хотя…
Сэр Исаак – если только это сэр Исаак – может быть настолько поглощен возникшей в его голове идеей, что и не заметит их. Похоже, что это все же был он.
Удостовериться Бену не представлялось никакой возможности. Казалось, так прошел час, затем другой, и лишь только случайный скрип или шуршание напоминали, что в лаборатории еще кто-то есть. Тело затекало, и им приходилось время от времени шевелиться, но Бен был уверен, что шелковые подушки, на которых они возлежали, не издавали звуков.
Он чувствовал, как бьется сердце Ленки, его удары отдавались у него в груди. Они все время непроизвольно соприкасались, то он чувствовал прикосновение ее бедра, то головы, то руки. От таких прикосновений его тело пронизывало теплом, и казалось, их связывают тысячи нитей. И самым ужасным, как он не сдерживался, было то, что его мужская природа реагировала на эти прикосновения. Вероятно, и ей это было известно, потому что именно к этому месту прижималось ее бедро. «Удивительно, – подумал он, – какое у человека глупое тело, даже в минуты смертельной опасности оно идет на поводу у своих инстинктов».
104 
