80 
– Я все-таки скажу – должна сказать, – молвила она.
В этот момент случилось самое невероятное из возможного. Я говорил, что мы совершенно одни? И никакой угрозы вторжения извне?
Послышался стук в заднюю дверь вагона, и из всех голосов на свете именно голос Уильяма Фосетта Робинсона громко позвал:
– Элиза!
Это произвело на нее ужасное действие. В тот самый миг, как она услышала его голос, ожили, казалось, все побуждения, заставлявшие ее все эти годы сторониться мужчин, и она, задыхаясь от страха, отпрянула от меня и повернулась к задней двери с выражением ужаса на лице.
– Не отвечай ему, – прошептал я.
Элиза не слышала меня. Когда Робинсон снова позвал ее по имени, она торопливо подошла к висящему на стене зеркалу и, увидев свое отражение, сдавленно вскрикнула, подняв обе ладони к пылающим щекам, словно пытаясь их спрятать. Оглянувшись по сторонам, она поспешила к столу, налила в чашку немного воды из кувшина и, смочив в воде пальцы, похлопала себя по щекам. «Скомпрометирована», – подумал я. Удивительно, что я действительно это чувствовал. Я был вовлечен хотя и в абсурдную, но все же реальную и тревожащую викторианскую драму, в которой знатная дама оказалась в немыслимой ловушке – ловушке, которая грозила, как принято говорить, «поколебать самые устои» ее общественного положения. И это было не смешно – совсем не смешно. Я стоял не шевелясь, глядя, как она, вытерев щеки, плотно сжала губы – не знаю, то ли от гнева, то ли чтобы скрыть дрожь. Робинсон прокричал:
– Я знаю, что вы там, Элиза!
– Подойду через минуту, – ответила она так холодно, что я оцепенел.
Не говоря больше ни слова, она поспешно прошла мимо меня через всю гостиную. «Он за нами следил», – подумал я. Это было единственным объяснением произошедшего.
Я прошел уже половину салона, когда вдруг подумал, что она, быть может, хочет, чтобы я не показывался им на глаза. Но тут же отмел это предположение. Если Робинсон за нами следил, то будет только хуже, если я спрячусь. Как бы то ни было, я рассвирепел – кто он такой, чтобы заставлять меня прятаться? Я снова пошел вперед и встал позади Элизы, когда она открывала дверь.
Лицо Робинсона выражало такую откровенную враждебность, что я даже испугался. «Будь у него в кармане сюртука револьвер, я пропал», – подумал я. В воображении промелькнул газетный заголовок: «ИМПРЕСАРИО ИЗВЕСТНОЙ АКТРИСЫ СТРЕЛЯЕТ В МУЖЧИНУ». Или так: «СТРЕЛЯЕТ В ЕЕ ЛЮБОВНИКА».
– Думаю, вам следует пойти и отдохнуть, – сказал он Элизе дрожащим от гнева голосом.
– Вы следили за мной? – с вызовом спросила она.
– Сейчас не время спорить, – сурово ответил он.
– Я для вас актриса, которую вы наняли, а не тряпка, мистер Робинсон, – властным тоном молвила она.
Я бы потерял присутствие духа, обратись она так ко мне. «Не пытайтесь вытирать об меня ноги». Вот она, проявилась в полную силу – подоплека ее поведения, которую она так терпеливо мне объясняла и которая заставила ее резко на него наброситься.
Казалось, при ее словах Робинсон побледнел – если мог стать еще бледнее. Не говоря ни слова, он повернулся и спустился по ступеням задней площадки. Элиза вышла, и я последовал за ней. Пару минут я стоял и смотрел, как она запирает дверь, пока не сообразил, что джентльмен сделал бы это за нее. Но было поздно – она спускалась по ступеням впереди меня. Робинсон предложил ей руку, но она проигнорировала его. На ее лице отразилось негодование.
Когда я сошел на землю, Робинсон глянул на меня с такой злобой, что я едва не отпрянул.
– Мистер Робинсон, – начал я.
– Перестаньте, сэр, – прервал он меня громовым голосом, – или вам не поздоровится.
Не знаю, что именно он имел в виду, но я понял, что речь идет о физической расправе.
Робинсон взглянул на Элизу и подал ей руку. Боже правый, каким взглядом она окинула его! Ее не смогла бы превзойти и богиня в приступе неземной ярости.
– Меня проводит мистер Кольер, – сказала она.
Мне показалось, скулы Робинсона так затвердели, что от них вполне мог бы отскочить мяч, будь он у меня. Глаза его, и так несколько выпуклые, готовы были вывалиться из орбит. Никогда в жизни не видел я такого рассерженного человека. Приготовившись к защите, я почувствовал, как напрягаются у меня руки, непроизвольно сжимаясь в кулаки. Если бы не его безусловное уважение к Элизе, произошла бы кровавая стычка – не сомневаюсь.
Он резко повернулся на каблуках и, кипя от гнева, широкими шагами направился в сторону гостиницы. Я не подал руки Элизе, а сам взял ее за руку, на всем пути от вагона чувствуя, как она дрожит. Понимая, что она не хочет разговаривать, я молчал, крепко придерживая ее за плечо и шаг за шагом приноравливаясь к ее неровной походке, время от времени бросая взгляды на ее застывшее белое лицо.
80 
