Последние отзывы

  25  

Какое-то время Андзю продолжает жевать.

– Кто так говорит?

– Ученые так говорят.

– Чепуха.

– Ученые это доказали!

– Если тебе приснилось, что ты упал, ударился о землю и умер, как может кто-нибудь узнать, что тебе снилось?

Я обдумываю эту мысль. Андзю молча наслаждается победой. Лягушки то начинают свой концерт, то умолкают, будто миллионы маримб^[34]. Где-то далеко спит море. Мы громко жуем одну омоти за другой. Вдруг Андзю начинает говорить странным голосом – я не помню, чтобы она когда-нибудь раньше так говорила:

– Я больше не вижу ее лица, Эйдзи.

– Чьего лица?

– Маминого. А ты?

– Она болеет. Она лежит в специальной больнице.

Голос Андзю дрожит.

– А если это неправда?

А?

– Это правда!

У меня такое чувство, будто я проглотил нож.

– Она такая же, как на фотографиях.

– Это старые фотографии.

Почему сейчас? Андзю вытирает глаза ночной рубашкой и отводит взгляд. Я слышу, как она стискивает зубы и давит что-то в горле.

– Сегодня после обеда, когда ты был на тренировке, Пшеничка послала меня в магазин госпожи Танака купить пачку стирального порошка. Там была госпожа Оки со своей сестрой из Кагосимы. Они стояли в глубине магазина и не сразу меня заметили, поэтому я все слышала.

Нож вонзается мне в кишки.

– Слышала что?

– Госпожа Оки сказала: «Эта девчонка Миякэ, конечно, здесь не показывается». Госпожа Танака сказала: «Конечно, у нее нет на это права». Госпожа Оки сказала: «Не смеет. Бросила двоих детишек на бабушку и дядьев, а сама живет в Токио со своими роскошными мужчинами, модными квартирами и машинами». Потом она увидела меня.

Нож поворачивается. Сдавленно всхлипывая, Андзю ловит ртом воздух.

– И что?

– Выронила яйца и поскорее вышла.

В лунном свете тонет мотылек. Я вытираю Андзю слезы. Они такие теплые. Потом она отталкивает меня и упрямо съеживается.

– Послушай.– Я гадаю, что бы такое сказать.– Эта госпожа Оки со своей сестрой из Кагосимы и госпожа Танака вместе с ними – ведьмы, которые пьют собственную мочу.

Я предлагаю ей кусок маринованного дайкона, но Андзю качает головой. Лишь бормочет:

– Разбитые яйца. Повсюду.

***

«Фудзифильм» показывает 02:34. Спать. Спать. Ты засыпаешь. Твои веки тяжелееееееют. Дайте мне поспать. Пожалуйста. Мне завтра на работу. Уже сегодня. Закрываю глаза – и вижу тело, падающее в никуда. Кубарем. Таракан до сих пор сражается с клеем. У тараканов есть особые органы чувств, благодаря которым они пускаются наутек еще до того, как информация об опасности поступит в мозг. И как только ученые выясняют такие вещи? Тараканы даже книги едят, если не попадется ничего посочнее. Кошка бы вышибла из Таракана дух. Кошка. Кошка знает тайну жизни и смерти. Среда, вечер, я возвращаюсь с работы.

– Ну, как дела в конторе, любезный? – спрашивает Бунтаро, потягивая из банки кофе со льдом.

– Неплохо,– отвечаю я.

– Бунтаро допивает последние капли.

– А что у тебя за коллеги?

– Я еще мало с кем знаком. Суга, парень, место которого я займу, мнит себя самым крутым киберпреступником всех времен и народов. Госпоже Сасаки, моему боссу, я, похоже, не очень-то по душе, но мне она все равно нравится. Господин Аояма, ее босс, такой напыщенный тип, что удивительно, как не скрипит при ходьбе.

Бунтаро закидывает банку в мусорное ведро, и тут входит клиент со стопкой видеокассет. Я забираюсь в свою капсулу, падаю на футон и в сотый раз читаю письмо Акико Като. Пока в комнате сгущаются сумерки, поигрываю на гитаре. Я еще не могу позволить себе купить подходящие светильники, поэтому довольствуюсь дряхлой лампой, которую мой предшественник держал в глубине шкафа. Внезапно решаюсь себе признаться, что смутная надежда, которой я тешил себя всю жизнь, будто, приехав в Токио, рано или поздно встречу своего отца,– смехотворна. Достойна жалости. Вместо того чтобы принести освобождение, правда погружает меня в такое уныние, что я не могу больше играть. Сворачиваю футон, усаживаюсь на него и включаю телевизор, спасенный на прошлой неделе из кучи мусора. Этот телевизор – полное дерьмо. Зеленый цвет в нем становится сиреневым, а синий – розовым. Я настроил пять каналов, и еще один с помехами. Все передачи – тоже дерьмо. Губернатор Токио заявляет, что в случае землетрясения все черные, испанцы и корейцы взбесятся и начнут грабить, насиловать и мародерствовать. Переключаю канал. Фермер рассказывает, как свиньи жиреют, поедая собственное дерьмо. Переключаю канал. Токийские «Гиганты» одерживают верх над хиросимским «Карпом»^[35]. Достаю из холодильника упаковку уцененного суси. Переключаю канал. Идет игра, в которой участникам задают вопросы о мелких подробностях отрывка из фильма, который они только что видели. Краем глаза замечаю крадущуюся тень. Вдруг она бросается прямо на меня, и я чуть не роняю свой ужин на пол.

  25