133 
Но она не рассмеялась в ответ на шутку:
— Дорогая моя, вы написали книгу, вы — творец.
Она произнесла слово «творец» с мягкой, понимающей улыбкой благоговения.
— Миссис Маркс, вы должны мне поверить, мне совершенно все равно, напишу ли я еще один роман.
— Вам все равно, — сказала она, пытаясь сделать так, чтобы за словами «мне все равно» я услышала бы другие свои слова: отсутствие чувства.
— Да, — продолжала я настаивать, — мне все равно.
— Дорогая моя, я стала психоаналитиком, потому что когда-то верила, что я — творец. Я работаю со многими творцами, художниками в широком смысле слова. Если бы вы знали, сколько людей до вас пересидело в этом самом кресле, потому что где-то очень глубоко, внутри, у них случился ступор и они утратили способность к творчеству.
— Но я не одна из них.
— Опишите себя.
— Как?
— Опишите себя так, как будто вы описываете кого-нибудь другого.
— Анна Вулф — маленькая и худенькая, смуглокожая женщина, колючая, чрезмерно критичная и настороженная. Ей тридцать три года. Год она была замужем за человеком, которого совсем не любила, имеет маленькую дочь. Она коммунистка.
Она улыбнулась. Я сказала:
— Не получилось?
— Попробуйте еще раз: во-первых, Анна Вулф написала роман, который собрал немало хвалебных отзывов и имел такой успех у публики, что до сих пор она фактически живет на средства, получаемые от его переизданий.
Меня переполняло чувство враждебности.
— Очень хорошо: Анна Вулф сидит в кресле, напротив врачевателя души. Она сюда пришла, потому что не может испытать ни по какому поводу глубоких чувств. Она внутренне замерзла. У нее очень много друзей и знакомых. Люди любят с ней общаться. Но ей есть дело только до одного человека на земле, это — ее дочь, Дженет.
— Почему она замерзла?
— Она боится.
— Чего?
— Смерти.
Миссис Маркс кивнула, и я нарушила игру, сказав:
— Нет, я боюсь не своей смерти. Мне кажется, с тех самых пор, как я себя помню, все, что реально случается в мире, — это смерть и разрушение. Мне кажется, что это сильнее жизни.
— Почему вы коммунистка?
— Они хотя бы верят во что-то.
— Почему вы говорите «они», если вы сама член коммунистической партии?
— Если бы я могла сказать «мы», и сделать это искренне, я бы сейчас здесь не сидела, правда?
— То есть по-настоящему вам нет никакого дела до ваших товарищей?
— Я хорошо со всеми лажу. Вы об этом?
— Нет, я не об этом.
— Я вам говорила, единственный человек, до которого мне есть дело, действительно есть, по-настоящему, — это моя дочь. И это эготизм.
— Вам нет дела до вашей подруги Молли?
— Я ее люблю.
— И вам нет дела до вашего мужчины, Майкла?
— Допустим, он бросит меня завтра, сколько я буду об этом помнить? Нравится ли мне с ним спать?
— Вы с ним знакомы — сколько? Три недели? С чего ему бросать вас?
Я не могла придумать, как ей ответить, честно говоря, я удивилась, что я вообще это сказала. Наше время подошло к концу. Я попрощалась, и, когда я выходила, миссис Маркс сказала:
— Моя дорогая, не забывайте, что творец всегда во что-то свято верит.
Я не удержалась и рассмеялась.
— Что вас так рассмешило?
— А вам это не кажется смешным — искусство свято, величавый аккорд, тональность — фа мажор?
— До встречи послезавтра, дорогая, как обычно.
31 янв., 1950
Сегодня я принесла миссис Маркс десятки сновидений, — все они были просмотрены за последние три дня. Все они обладали одним и тем же свойством: это было фальшивое искусство, карикатура, иллюстрация, пародия. Все сновидения были выдержаны в роскошных, живых и свежих цветах, что доставляло мне огромное наслаждение. Она заметила:
— Вы видите очень много снов.
Я сказала:
— Я вижу их сразу, стоит мне только закрыть глаза.
Она:
— И о чем все эти сны?
Я улыбаюсь прежде, чем это успевает сделать она; в ответ на что она строго смотрит на меня, готовая уже меня одернуть. Но я говорю:
— Я вас хочу кое о чем спросить. Половина этих снов — кошмары, мне было страшно по-настоящему, я просыпалась вся в поту. И все же я наслаждалась каждой их минутой. Мне очень нравится видеть сны. Я с нетерпением жду того мгновения, когда настанет время ложиться спать, потому что я буду смотреть сны. А ночью я раз за разом заставляю себя проснуться, чтобы насладиться пониманием того, что я вижу сны. Наутро я счастлива, как будто ночью я возводила города, пока спала. Ну и? Вчера я встретила одну знакомую, которая ходит к психоаналитику уже десять лет, — естественно, американка.
133 
