Теперь Ричард налил себе виски, с забавно смиренным видом; а Молли сидела и ждала, с тем же забавно смиренным видом.
— Так решение принято? — сказал Ричард.
— Совершенно очевидно, что нет, — сказала Анна. — Потому что с этим решением должен согласиться и сам Томми.
— Итак, мы вернулись к тому, с чего начинали. Молли, а могу я узнать, почему ты не боишься отпускать своего драгоценного сына к служителям мамоны?
— Потому что я так его воспитала — он хороший человек. С ним все в порядке.
— То есть я не смогу его испортить? — Ричард говорил, улыбаясь и явно подавляя свой гнев. — А могу я спросить, на чем зиждется столь невероятная уверенность в истинности твоих ценностей? Ведь за последние пару лет они не раз подвергались ощутимым ударам? Не так ли?
Женщины обменялись взглядами, словно говоря друг другу: он должен был это сказать, давай не будем обращать на это внимания.
— А тебе не приходило в голову, что настоящая причина проблем Томми — это то, что он полжизни провел в окружении коммунистов или так называемых коммунистов, — большинство из тех, кого он знал, были так или иначе в это замешаны. А теперь все они выходят из партии, или уже вышли, — так не думаешь ли ты, что это могло возыметь свое действие?
— Ну да, очевидно.
— Очевидно, — сказал Ричард, раздраженно усмехаясь. — Как у тебя все просто, — но как дорого обошлись твои ценности, — Томми был воспитан на представлениях о красе и свободе доблестной советской родины.
— Ричард, я не стану обсуждать с тобой политические вопросы.
— Да, — вставила Анна, — вам, конечно, не стоит обсуждать политические вопросы.
— А почему бы и нет, если это имеет отношение к делу?
— Потому что ты их не обсуждаешь, — сказала Молли. — Ты просто произносишь газетные штампы.
— Хорошо, а могу я описать это следующим образом? Два года назад вы с Анной носились с одного митинга на другой и брались за организацию всего, что под руку подвернется…
— Я, во всяком случае, ничего этого не делала, — сказала Анна.
— Не придирайся к словам. Уж Молли-то точно все это делала. А что теперь? России дана отставка, а что сталось с товарищами? Насколько я могу судить, большинство из них либо переживают нервный срыв, либо заколачивают неплохие деньги.
— Дело в том, — сказала Молли, — что социализм в нашей стране находится в состоянии упадка.
— Как и во всех остальных местах.
— Хорошо. Если ты хочешь сказать, что одна из проблем Томми заключается в том, что он был воспитан на идеях социализма, а сейчас быть социалистом нелегко, то да, мы, конечно, с тобой согласимся.
— Королевское «мы». Социалистическое «мы». Или просто мы — Молли и Анна?
— Социалистическое, чтобы удержаться в рамках обсуждаемой тематики, — сказала Анна.
— И все же за последние два года вы полностью сменили убеждения.
— Нет, не сменили. Это просто вопрос того, как относиться к жизни.
— Вы хотите, чтобы я поверил, будто ваше отношение к жизни, а оно представляет собой, насколько я могу судить, некую разновидность анархии, и есть социалистические взгляды?
Анна взглянула на Молли; Молли едва заметно качнула головой, но Ричард это заметил и сказал:
— Не будем пускаться в дискуссии при детях, да? Такое ко мне отношение? Что меня изумляет, так это ваша немыслимая самоуверенность. Молли, откуда в тебе это? Что ты собой представляешь? И это в тот момент, когда ты получила роль в шедевре под названием «Крылья купидона».
— Мы, второстепенные актрисы, не выбираем себе ролей. Кроме того, я болталась без дела целый год и сейчас сижу без гроша.
— Так твоя уверенность в себе основана на том, как ты болталась без дела? Она, безусловно, не может быть основана на твоей профессиональной деятельности.
— Я требую, чтобы вы замолчали, — сказала Анна. — Я председатель, и я закрываю эту дискуссию. Предметом нашего разговора должен быть Томми.
Молли проигнорировала слова Анны и бросилась в атаку.
— То, что ты говоришь обо мне, может быть — правда, а может быть — и нет. Но в чем причина твоей самоуверенности? Я не хочу, чтобы Томми стал бизнесменом. Ты сам вряд ли являешься ходячей рекламой такой жизни. Любой может стать бизнесменом, а что, ты мне часто так говорил. Да ладно, Ричард, вспомни, сколько раз ты забегал ко мне повидаться и сидел вон там, жалуясь, что жизнь твоя — пуста и бессмысленна?