305 
Мне кажется, что я попалась, блуждаю в каком-то психологическом тумане. Он ответил серьезно:
— Я надеялся, что не обременяю тебя этим.
— Я не жалуюсь, — сказала я. — Но думаю, что не стоит все это хранить в себе, лучше все это выпустить наружу.
Он сказал, внезапно колко и враждебно:
— Ты выражаешься как какой-нибудь чертов психоаналитик.
Я думала о том, как практически в любом разговоре он может быть пятью или шестью разными людьми; я даже поджидала возвращения ответственного человека. Так оно и вышло, и Савл продолжил:
— Я в не слишком-то хорошей форме, это правда. Мне очень жаль, если это так заметно. Я постараюсь вести себя лучше.
Я сказала:
— Вопрос не в том, чтобы вести себя лучше.
Он решительно сменил тему разговора; на его лице появилось затравленное, обиженное выражение, этот человек пытался себя защитить.
Я позвонила доктору Пейнтеру и сказала, что хочу понять, в чем проблема человека, у которого нет чувства времени и который производит такое впечатление, словно в нем живут несколько разных людей. Он ответил:
— Я не ставлю диагнозов по телефону.
Я сказала:
— Да ладно, будет вам.
Он сказал:
— Дорогая моя Анна, думаю, вам лучше записаться на прием.
— Речь идет не обо мне, — пояснила я, — это мой друг.
Но доктор промолчал. Потом он сказал:
— Пожалуйста, не тревожьтесь, вы бы удивились, узнав, сколько очаровательных людей, расхаживающих по нашим улицам, являются всего-навсего призраками самих себя. Все-таки запишитесь на прием.
— А в чем причина этого?
— Что ж, я бы рискнул предположить, и так, чтобы не сказать при этом лишнего, — все это связано с той эпохой, в которой мы живем.
— Спасибо, — сказала я.
— И не придете на прием?
— Нет.
— Это очень плохо, Анна, это духовная гордыня, если вы — несколько разных человек, то кого из них вы собираетесь тащить за волосы из омута?
— Я доставлю ваше послание по адресу, — пообещала я.
Я пошла к Савлу и сказала:
— Я позвонила своему врачу, и он подумал, что больна я, я же ему сказала, что у меня есть друг, — понимаешь?
Он на меня взглянул пронзительно, затравленно, но усмехнулся.
— Он говорит, что мне нужно записаться на прием, но что мне вовсе не следует тревожиться из-за того, что я — это сразу несколько разных человек, лишенных чувства времени.
— А я произвожу на тебя именно такое странное впечатление?
— Ну да.
— Спасибо. Полагаю, он прав, тревожиться не стоит.
Сегодня Савл сказал мне:
— Зачем мне тратиться на психиатра, когда я получаю лечение от тебя, причем бесплатно?
Он произнес эти слова зло, жестоко, торжествуя. Я сказала ему, что использовать меня в такой роли нечестно. Он заметил, все с той же торжествующей ненавистью в голосе:
— Типичная англичанка! Честно — нечестно! Все как-нибудь используют друг друга. Ты меня используешь, чтобы сотворить голливудскую грезу о счастье, а я, в свою очередь, собираюсь использовать твой опыт общения с целителями и знахарками.
Через минуту мы уже занимались любовью. Когда мы ругаемся, мы друг друга ненавидим, и тогда секс происходит от ненависти. Это тяжелый жестокий секс, не похожий ни на что мне ранее известное, он не имеет никакого отношения (*16) к тому моему существу, к влюбленной женщине. Она его безоговорочно отрицает.
Сегодня Савл в постели отпустил критическое замечание по поводу одного моего движения, и я поняла, что он меня с кем-то сравнивает. Я заметила, что существуют разные школы того, как следует заниматься любовью, и мы с ним — представители двух разных школ. В этот момент мы ненавидели друг друга, но делали это вполне добродушно. Поэтому он внимательно отнесся к моим словам, обдумал их, а потом взревел от смеха.
— Любовь, — сказал он, сентиментально, как мальчишка школьного возраста, — интернациональна.
— Секс, — парировала я, — это вопрос национального стиля. Ни один англичанин не станет заниматься любовью так, как это делаешь ты. Я, разумеется, говорю о тех из них, кто вообще этим занимается.
Савл начал сочинять шлягер — «Я полюблю твой национальный стиль, если ты полюбишь мой».
Стены этой квартиры смыкаются вокруг нас, замыкают нас в себе. День за днем мы здесь одни. Я отдаю себе отчет в том, что мы оба сумасшедшие. Он говорит, крича от смеха:
— Ну да, я ненормальный, вся моя недолгая жизнь ушла на то, чтобы это понять, и что теперь? Положим, я предпочитаю быть ненормальным, и что тогда?
305 
