Я сказала:
— Да, я действительно все помню.
Но я сказала это без всякого триумфа. Я сознавала, как я выгляжу в его глазах, женщина, которая необъяснимо распоряжается событиями, потому что она в любой момент может оглянуться и увидеть улыбку, жест, движение; услышать произнесенные слова и объяснения, — женщина, живущая во времени. Мне была неприятна церемонность и помпезность этого маленького несгибаемого стража правды. Когда он заявил: «Это все равно, что сидеть в тюрьме, жить с кем-то, кто знает, что ты сказал на прошлой неделе, или же может сказать: три дня назад ты делал это и вот это», я увидела в нем заключенного, потому что мне и самой мучительно хотелось освободиться от моей все упорядочивающей, снабжающей все комментариями памяти. Я чувствовала, как размываются границы моей личности. Живот свело, спина заныла.
Савл сказал:
— Иди сюда. — И, продвигаясь в сторону кровати, показал мне на нее.
Я послушно пошла за ним. Отказаться я не могла. Он сказал, сквозь зубы:
— Пошли, пошли.
Или, скорее:
— Пшли, пшли.
Я поняла, что Савл вернулся на несколько лет назад, ему тогда, наверно, было примерно двадцать. Я сказала «нет», потому что мне не хотелось иметь дело с этим разъяренным молодым самцом. На его лице вспыхнула ухмылка саркастической жестокости, и он сказал:
— Ты говоришь «нет». И это правильно, малышка, говори «нет» чаще, мне это нравится.
Он начал гладить мою шею, и я сказала «нет». Я почти плакала. При виде моих слез Савл заговорил иначе, в голосе звучала торжествующая нежность, он целовал мои слезы как истинный гурман и говорил:
— Да ладно, маленькая, ладно, прекрати.
Секс был холодным, акт ненависти, все делалось с ненавистью. Женское существо, которое неделю расширялось и росло, мурлыкало от удовольствия, забилось в уголок и содрогалось. А та Анна, которая способна наслаждаться агрессивным сексом с антагонистом, была безвольна, не сражалась. Все произошло быстро и безобразно, и он сказал:
— Чертовы англичанки, ничего в постели не умеют.
Но он мне даровал свободу навсегда, причинив мне боль таким вот способом, и я сказала:
— Это моя вина. Я знала, что не получится. Я ненавижу, когда ты жесток.
Он резко повернулся на живот и замер, он думал. Он пробормотал:
— Кто-то мне это уже говорил, недавно. Но кто? Когда?
— Какая-то из твоих женщин тебе сказала, что ты жесток, да?
— Кто? Я? Я не жестокий. Я никогда не был жестоким. Я жестокий?
В этот момент в нем говорил хороший человек. Я не знала, что ответить, боясь его спугнуть и возвратить того, другого. Он спросил:
— Анна, что мне делать?
Я сказала:
— А почему бы не обратиться к какому-нибудь знахарю?
При этих словах, словно повернули выключатель, Савл издал характерный громкий торжествующий смех:
— Ты хочешь упечь меня в психушку? Зачем мне платить аналитику, когда у меня есть ты? Это ты должна вносить платежи за то, что ты здоровый нормальный человек. Ты не первая, кто мне советует отправиться к промывателю мозгов. Ну, а мне нельзя ничего диктовать, никто не может это делать.
Он выпрыгнул из кровати и закричал:
— Я — это я, Савл Грин, я — такой как есть, такой как есть, такой как есть. Я…
Пошла громкая, рваная, подобная пулеметной очереди речь с бесконечным «я, я, я», но внезапно она прекратилась или, скорее, замерла перед тем, как продолжиться: Савл стоял с открытым ртом, молчал, он сказал: «Я, я имею в виду, что я…» — последние разрозненные выстрелы оружейной атаки, потом он обронил, нормальным голосом:
— Я ухожу отсюда, мне необходимо выйти.
Он быстро вышел и, от лихорадочного возбуждения прыгая через ступеньки, побежал к себе наверх. Я слышала, как он с треском выдвигает и задвигает ящики. Я подумала: «Может, он уходит отсюда навсегда?»
Но через несколько мгновений он спустился и постучался в мою дверь. Я рассмеялась от мысли, что этот стук, возможно — юмористическая попытка извиниться. Я сказала:
— Входите, мистер Грин. — И он вошел, сказал с любезной официальной неприязнью:
— Я подумал, что мне необходимо прогуляться. Я начинаю протухать, когда долго сижу в этой квартире взаперти.
Я осознала, что, пока он был в своей комнате наверху, все то, что только что между нами произошло, в его сознании приобрело какой-то иной вид. Я согласилась:
— Хорошо, сегодняшний вечер идеально подходит для прогулки.