В стране бушевала психоделическая революция. В советское время наркотиков, понятно, не было. Сейчас ты можешь употреблять или не употреблять. А психоделическая революция — это когда употребляли все. Любая творческая молодежь, собираясь в большом количестве, просто не могла без этого обойтись: не важно, были это музыканты, дизайнеры, поэты, художники, компьютерщики или диджеи…
Очень много известных музыкантов, резво начав, быстро закончили карьеру. Не было контроля, но главное — не было информации о том, куда все это ведет. Работая в «TaMtAm’е», я если и не перепробовал все виды наркотиков, то уж точно видел в действии все их разновидности. Тима Земляникин из группы «Нож для фрау Мюллер» всегда был под наркотиками. Эдик Рэдт из группы «Химера» всегда был под наркотиками. Огромное количество людей умудрялись не выходить из астрала вообще ни на мгновение.
Большинство первопроходцев психоделической революции к нашим дням уже умерли. Тот же Рэдт под воздействием наркотиков повесился в парадной. Мне и до сих пор очень жаль, что все так вышло. Его группа «Химера», наверное, была самой интересной из того, что родилось в русском рок-н-ролле на протяжении 1990-х.
ГЛАВА 12
Леха Никонов (р. 1972) — лидер панк-группы «П.Т.В.П.»
В 1993 году, накануне моего дня рождения, позвонил Эдик Рэдт. Он предложил отметить праздник в «TaMtAm’е».
— Леха! — кричал он. — Приезжай! Я все тебе покажу!
«TaMtAm» — тогда это было круто. Люди из клуба были как высшая раса. Мы покурили, подъехали, поднялись на второй этаж. Выступала группа «Хулиганы».
Это был мой двадцать первый день рождения, и я вдруг почувствовал себя в Лондоне. Я никогда не любил русскую музыку. Люди рок-клубовской волны были абсолютно бездарны. Но «тамтамовские» группы — это было совсем другое дело. После «Хулиганов» играть начала группа «Ятха». Они были настоящими шаманами: электроника плюс горловое пение. По тем временам это было дико прогрессивно. После «Ятха» были еще какие-то рокабилы, а в самом конце на сцену вышел Эдик.
Он с ходу включился и заиграл. Люди в зале просто сошли с ума. И вдруг Эдик вытаскивает меня на сцену, сует микрофон и орет:
— Пой, Леха! Давай!
Это был день моего совершеннолетия. Я был в этом клубе первый раз. И сразу же из зала попал на сцену.
Рэдт орет:
— Пой, Леха! Пой, говорю!
И я начал петь. Тогда я читал Альбера Камю и, помню, стал просто выкрикивать в зал какие-то фразы из его книжек. Я почти ничего не видел, только край сцены и чуваков из первого ряда. Они строили козочки из пальцев, прыгали, таращили на меня глаза, а за их спинами огромный, невидимый мне зал орал:
— Кру-то! Кру-то!
* * *
Эдика Старкова все называли Рэдт. Он был лидером группы «Химера». С Эдиком я был знаком по Выборгу. Выборг — это маленький городок на границе России и Финляндии. Там находится единственный в России рыцарский замок. Эдик первым из выборгских парней перебрался в «TaMtAm». Я был немного моложе, и в «TaMtAm’е» ко мне относились просто как к другу Эдика.
Выборг всегда был финским городом. Русские его заселили только после Второй мировой войны. Выглядит он как типичная Прибалтика. Плюс неподалеку лежит Петербург. То есть это, конечно, провинция, но совершенно особая. Даже в советские времена люди смотрели там финское телевидение, а когда вся страна слушала «Accept», у нас даже последняя гопота предпочитала «The Cure».
Родители у меня довольно рано разошлись, и после развода маме было негде жить. Она уехала в деревню, а отец пил как черт. Так что детство я провел с бабушкой. Бабушка была убежденная сталинистка и при этом верующая христианка. Для последних дней империи такое сочетание — обычное дело.
Маленьким я выглядывал на улицу, а там был залитый солнцем асфальт и на одной ножке прыгали девочки. Я был счастлив, потому что, когда тебе восемь лет, по-другому просто невозможно. Тогда ты еще не знаешь, что это счастье — последнее в жизни. Я бы все отдал, чтобы снова стать маленьким. Потому что дальше был ад.
Детство у меня было книжное. Книги тогда для меня были намного реальнее жизни. Советская фантастика… ясное прекрасное будущее… все раз и навсегда понятно. Это сейчас я ничего не понимаю в жизни — до тринадцати лет я все понимал очень хорошо. Я был уверен, что вырасту и стану пионером-героем. Кем я буду работать? — так вопрос не стоял, ведь пионеры-герои никогда не взрослеют.