– Ай, бля! Руку больно, – вскрикивает бедняжка.
– Прости, я забыла. – Я совсем запыхалась.
– Тише, – умоляет он и клацает ножницами, пробираясь сквозь крапиву. Джейсон вспотел и сопит. Луна отбрасывает серебристый свет на лежащие листья и стебли, они словно солдаты, павшие на поле брани.
– Смотри! – Луч моего фонаря выхватывает из темноты что-то красное.
Лицо Джейсона сердито искажается, и он с силой пинает это что-то; дорожный конус взмывает в воздух и, пролетев несколько ярдов, опускается в отдаленные ряды крапивы.
Мы пашем заросли, кажется, целую вечность, но ничего не находим. От крапивы у меня горят кисти рук и лодыжки, не помогли ни носки, ни перчатки. Ненавижу эту гадость с детства. От холода все немеет, меня охватывает отчаяние. Я уже готова предложить сматывать удочки, можно ведь и с утра поискать, как вдруг луч фонарика снова от чего-то отражается.
Да, красный шлем, тыльной стороной вверх.
И мы прекрасно знаем, что увидим с другой стороны.
– Смотри, Джейсон… – Я могла бы и не говорить. Глаза у парня горят так, что хватит осветить всю крапиву вокруг. Джейсон застыл перед шлемом в почтительном благоговении, затем, наклонившись, поднял его.
– Какой тяжелый, какой…
И вот шлем повернут. Свечу фонариком. Лицо белое, вокруг губ и глаз – синее. Джейсон оттирает его от налипшей земли и листьев. Плоть не пострадала – перед нами все еще узнаваемое лицо Элли Крейвица.
– Прости, дружище, – говорит Джейсон и прижимает шлем к груди.
Я вдруг замечаю что-то похожее на вареный рис, отваливающееся снизу, из-под шлема, падающее прямо на землю. Свечу фонарем. «Рис» шевелится!
– Джейсон!
Он переворачивает шлем. Окровавленный обрубок шеи кишит личинками.
– Ах ты, бля! Вот суки, бля! – Джейсон стряхивает их голыми руками, а потом снова прижимает голову к себе. – Я не отдам тебя этим тварям, друг, клянусь, не отдам, – всхлипывает он, и слезы капают из огромных глаз на красный пластик шлема. Несчастный парень так разволновался. Собравшись с силами, он кладет голову в мусорный пакет.
– Дай мне еще раз на него взглянуть, – прошу я.
– Нет, – говорит Джейсон, – больше его никто не увидит.
С остальным пусть делают что хотят, но голова поедет со мной в Испанию.
Я притягиваю его к себе за плечи, и Джейсон тяжело всхлипывает, крепко вцепившись в мусорный пакет. Оказывается, я тоже рыдаю, вспоминая о своей чудесной лошади.
19. Похороны
Воскресенье стало днем расплаты: боли, ломота по всему телу, крапивные ожоги и жуткий депрессняк. Вот это был самый пиздец: словно целый день возил на спине жирного слона. Мой старикан притащил виндалу с креветками из «Шимлы» – отпраздновать возвращение из больницы, однако на сердце висела муть. Вроде отлегло, когда заскочила малышка Дженни, хотя заебала она уже спрашивать, куда я подевал голову Крейви. Я-то помалкиваю, но Дженни дико настырная. Теперь вот ушла, а я сижу такой измотанный, что и дрочить не тянет. Хоть и накрасила она губки так ярко… Порадовала меня только прогулка на рынок – нашел там в палатке здоровенную коробку для бутербродов и пива, чтоб не нагревались, значит.
– В самый раз для летних пикников, – говорит миссис Макпейк мне вслед, когда я ухожу с добычей.
– Это точно, – соглашаюсь.
В понедельник полегчало: да и куда деваться, надо организовать похороны Крейви. Дженни обеспечила мне компьютер, и полетела почта его друзьям в Испанию. Крейви оставил дома у матери записную книжку, в ней – куча адресов. Я особо-то и не надеялся, что они все приедут – времени оставалось маловато, но ведь кореша имеют право знать, да? Раздобыть пару граммов кокаина и «спида» почище, чтобы устроить парню достойные проводы тоже оказалось делом не пяти минут. Пришлось идти в центр города, а я пиздец как не люблю ходить через мост на ту сторону. То есть центр-то еще куда ни шло, но стоит выйти за его пределы в поисках ганджубаса, и все, попадаешь хер знает куда. Кругом одни психопаты, и каждый на выстрел чует, что тебя можно наебать.
Однако с поставленной задачей я справился. И во вторник утром в крематории Керколди прошли похороны. Его мама хотела, чтобы все прошло в Данфермлине – те же самые триста десять фунтов этим сукам за кремацию, да и на панихиду в «Майнерз Вэлфер» добираться проще. Но я настоял на кремации в Керколди. Я бы себе никогда не простил, если бы пришлось провожать Крейви в стане предателей.