Особенно,... 
120 
О, какое нас постигло горе!
Боролся за свободу он.
За равенство – за нас!
Не то что эти, бля. уроды
И лживый премьер-пидорас!
Тот янки жопу облизал, -
Все выслужиться чтоб.
И вот летит в Ирак солдат,
А мы встречаем гроб.
У Кука совесть же была.
Отвага, честь и злость:
«Ебать вас в рот, оружье там
Найти не удалось?»
Мы видим старых пердунов.
Их жадность, трусость, грязь.
Сидят-дудят в одну дуду,
Сдаются, не борясь.
В горах лишь отдых находил
От битв и от того,
Что наци-тори нарекли
Предателем его.
Последний путь увел борца
В любимые холмы.
Но сердце храброе его
Не позабудем мы.
Аудитория жадно ловит каждое слово; особенно расчувствовался его отец – сидит, пьет со своими друзьями за столиком у самой сцены. Лупит в ладоши как обезумевший, вопит, подбадривая сына.
– Молодец! – выкрикивает Кинг-старший, тыча в Джейсона пальцем.
Эки Шоу приподнимается и благосклонно так говорит:
– Весьма недурные вирши от Джейсона Кинга, гордости Кауденбита! – И сам выходит читать.
После конкурса Джейсон присоединяется ко мне в баре, берет выпивку для нас обоих. Себе берет виски – вообше-то не его напиток. Эки Шоу выглядит слегка офонаревшим, когда Джейсон обращается к нему:
– Есть у тебя такая классная строка: виски и свобода – близнецы-братья. Ну, ваше здоровье!
К Джейсону подходят, поздравляют с великолепным выступлением. Отец поначалу держится в тени, затем приближается к сыну.
– Сынок, я тобой горжусь. – А у самого глаза на мокром месте.
– Эх, не всегда я давал тебе повод для гордости. – Сын, похоже, не ожидал такого оборота.
Отец широко открывает глаза, и я наконец замечаю, как они похожи.
– Это ты о чем?
– Сначала у меня не получилось с конным спортом, потом болтался без дела на пособии. Да и политическая борьба меня не привлекала.
Отец грустно качает головой:
– Прости меня, сынок. Нельзя все время слушать старичье. Время сейчас другое. А тобой я всегда гордился. – Он окидывает взглядом своих дружков. – И они все тоже. Вот завтра еще съездишь в Батгейт и выйдешь в финал кубка.
Джейсон при этих словах морщится, словно съел какую-то дрянь.
– Пап, я подумываю послать этот кубок куда подальше.
– Как это?
– Да так, как это сделал герой нашего любимого Алана Силлитоу, в «Одиноком бегуне», бля.
– Прекрасная книга, сынок, – соглашается отец и протягивает мне пинту светлого. Надо же, а я и не заметила, когда он взял пиво. – И фильм тоже замечательный. С Томом Кортни в главной роли, по-моему; да, кажется, точно с ним.
Джейсон кивает на оседающую пену в кружке «Гиннесса», чернеющей на стойке бара.
– Ага. И вспомни главную идею этого произведения, пап: иногда можно победить, только выйдя из игры.
Глотаю из кружки. Ну уж очень много пузырьков в этом пиве, но от «Гиннесса», который Джейсон так любит, у меня просто все нутро выворачивает.
Мистер Кинг улыбается мне, потом с энтузиазмом кивает Джейсону.
– Что ж, когда шансы не в твою пользу, единственный выход – играть против правил. Как парень в этой книге – он победил в забеге, но отказался пересекать финишную черту. Настоящий революционный дух; «Фифтисентс» в этом разбирается как никто другой. – И спрашивает с тревогой в голосе: – А что ты задумал?
– Пап, мы с Дженни собираемся поехать в Испанию. Думаю, насовсем. У Крейви там были друзья, – поясняет Джейсон, – я с ними пообщался. В смысле, по Интернету.
– Молодец, сынок! Не робей. – Отец хорошенько прикладывается к кружке. – Будь я помоложе и будь у меня такой стимул, – тут он, улыбаясь, кивает на меня, – я бы не раздумывал долго. Да я бы уже давно собрался в Испанию!
А у меня на лице сама собой зажглась улыбка:
– Джейсон, у тебя такой милый папа! – Тут мистер Кинг прямо-таки закокетничал.
– А как ты тут останешься один? – с волнением в голосе спрашивает Джейсон.
У отца в глазах чертенята запрыгали:
– Кто говорит, что я останусь один?
– А?..
Отец подмигивает, его лицо расплывается в довольной улыбке. Что-то в нем изменилось, не пойму что. Теперь вижу: след от ожога стал почти незаметен. Похоже, наложил на щеку от души макияжа.
– Может, и у меня, старика, кое-какие изменения намечаются. В общем, читайте газеты, следите за новостями. Больше ни слова! Скажу одно: нет худа без добра.
120 
