2 
Когда в жизни наступает какой-то важный момент, плохо – а может, как раз хорошо – то, что почти никогда не понимаешь его важности. Так что не подумайте, что забили колокола или музыка заиграла, как это бывает в кино. Я увидел пару огромных темных глаз, смотревших на меня из-за приоткрытой двери, и чудесное личико – просто как у юного ангелочка, – которое не вязалось со всем этим бордельным антуражем так же, как не вязались бы с образом Христа винтовка и пара пистолетов. Эта девочка – не шлюха и никогда не будет шлюхой, подумал я, продолжая идти к бару.
А потом обернулся – еще раз на нее взглянуть – и увидел, что она по-прежнему стоит на том же месте, за приоткрытой дверью.
– Привет, – сказал я, останавливаясь.
– Привет.
– Что ты тут делаешь?
– Я сестра Нати.
Ни черта себе. Сестра Нати. Пару секунд я стоял, разглядывая ее с головы до ног, а сам, наверное, то краснел, то бледнел. На ней было легкое коротенькое платьице, черное в мелкий цветочек, на груди не хватало двух последних пуговиц.
Темные волосы, смуглая кожа. Нежное пятнадцатилетнее чудо – как те, что видишь по телевизору в рекламах прокладок, которые совсем не мешают, не сбиваются и не протекают. Одним словом, как мы говорили в Эль-Пуэрто, конфетка. Или, еще лучше, мармеладка.
– Как тебя зовут?
Она разглядывала мои татуировки.
– Маноло, – ответил я.
– А меня – Мария.
Мария. Черт побери… Давай-ка, Маноло, давай, браток, уноси ноги отсюда, да поскорее, сказал я себе.
– Чем ты занимаешься? – спросила она.
– Грузовик вожу, – сказал я, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– А куда ездишь?
– На юг. В Фару… это в Португалии. К морю.
Мое тюремное чутье, которое никогда не подводит, подсказывало, что пора сматываться. И, словно в подтверждение этого, в другом конце коридора появился Окорок.
Эдакий шкаф размером два на два метра. Днем он работал шофером в похоронном бюро «До встречи», а вечерами – вышибалой в заведении португальца Алмейды, куда приезжал на своем катафалке: вдруг кто-нибудь невзначай возьмет да и откинется. Здоровенная, жирная, прыщавая скотина – таков был Окорок.
– Что ты тут делаешь?
– Как раз ухожу, браток. Как раз ухожу.
Когда я снова взглянул на дверь, девочки уже не было. Так что я сказал Окороку «пока» – он в ответ буркнул что-то неразборчивое, – выпил в баре стакан пива «Крускампо» и чашечку кофе, шлепнул по заднице польку, заскочил в сортир отлить и вернулся к грузовику. Фары встречных машин били мне в лицо, и в их свете передо мной опять и опять возникал образ той девочки. Было уже добрых одиннадцать вечера, когда мне удалось выбросить ее из головы. С кассеты в магнитофоне «Лос Чунгитос» распевали «Стальные кулаки»:
- Днем мне не жизнь,
- ночью не со-о-он…
Я открыл окошко. Погода стояла замечательная, было прохладно.
- Стены тюремные
- со всех сторо-о-он…
Проехав с десяток километров к Фрехеналю-де-ла-Сьерра, я стал менять кассету и вдруг услышал какой-то шорох – будто сзади, где койка, мышь возится. Первые два раза я не придал этому значения, но на третий меня достало. Я включил стояночные огни и притормозил у обочины.
– Кто там?
Там была она. Высунула голову, как испуганный мышонок, – такая молоденькая, нежная, и я внезапно почувствовал, что внутри у меня все размякло, а мир тем временем валился мне на голову кусок за куском. Это же похищение, думал я, насилие над личностью, или черт его знает, как это называется. И вдруг вспомнил Нати, португальца Алмейду, рожу Окорока, катафалк, стоящий у дверей борделя, и облился холодным потом. Только тут я понял, как влопался.
– И куда это, по-твоему, ты едешь, красотка?
– С тобой, – очень спокойно ответила она. – Посмотреть на море.
В руках у нее была книга, за спиной – небольшой рюкзачок. Огни встречных фар, пробегая, на мгновение освещали ее, а в промежутках в кабине поблескивали только ее глаза. Я обалдело таращился на нее, как зачарованный. С идиотским выражением на лице.
2
Одноногий и попугай
Грузовик по-прежнему стоял у обочины. Мимо, сверкая вспышками голубых мигалок, прокатили жандармы, но не остановились, как обычно, чтобы попортить мне нервы.
Покажи бумаги, покажи груз – ну и все такое прочее. В паре километров впереди только что расшибся какой-то бедолага, им было не до меня.
– Возьми меня с собой, – попросила она.
– Даже не мечтай, – ответил я.
2 
