Особенно,... 
95 
Дрожа, он остановился у бильярдного стола. А потом понял, что на пороге комнаты стоит изможденный, болезненного вида человек с такой прозрачно-белой кожей, что через нее чуть ли не просвечивают кости. Он смотрел на Тонио и улыбался.
Какое-то мгновение Тонио не понимал, кто перед ним, хотя и не сомневался, что видел этого человека раньше. А потом его буквально пронзило! Он узнал – это было то самое видение смерти, тот самый живой мертвец, что стоял над ним на горе Везувий. Тонио двинулся навстречу и убедился, что это действительно тот самый чахоточный, только одетый нынче в расшитый золотом камзол, с напудренным париком на голове. Роскошное одеяние придавало ему кричащий, безвкусный вид одной из тех мраморных статуй в церкви, которых верующие наряжают в настоящие одежды.
Глаза мужчины, глубоко посаженные и оттого кажущиеся непроглядно черными, почти с симпатией смотрели на Тонио, подходящего к нему все ближе и ближе.
Снова поднос с вином, тонкий бокал в руке. Тонио оказался прямо перед этим человеком, и они глянули друг другу в глаза.
– Жив и здоров, – сказал мужчина неприятным хриплым голосом.
И вдруг, словно пронзенный болью, вздрогнул и приложил к губам носовой платок. Белые костяшки его пальцев были увиты кольцами. Он отступил назад, слегка согнувшись, и тут же целый вихрь юбок подхватил его и унес.
– Я хочу выбраться отсюда, – прошептал Тонио. – Я должен выбраться отсюда.
И когда еще одна женщина подошла к нему, он неожиданно для себя взглянул на нее так злобно, что она, оскорбленная, отпрянула. Он повернулся и побрел в пустую столовую, где уже были накрыты столы.
В дальнем конце зала, в проеме между окнами стояла молодая женщина и смотрела на него.
На долю секунды ему показалось, что это маленькая примадонна из оперы. Тонио вспомнил богатство ее голоса, его сладострастные вершины. И представил маленькие груди, вздымающиеся при ее неумелом дыхании. Его охватило отчаяние, близкое к панике.
Но это была не примадонна, а совсем другая женщина, с такими же светлыми волосами и голубыми глазами, только высокая и стройная, а цвет ее глаз приближался к темно-синему.
Простое платье из фиолетового шелка, без всяких оборочек и ленточек, изумительно подчеркивало ее руки и плечи. Казалось, что она уже долго наблюдала за ним, пока он стоял здесь, и что перед тем, как он вошел, она плакала.
Он хотел выйти из этой комнаты. Но, глядя на незнакомку, почувствовал, как раздражение смешивается в нем с какой-то пьяной страстью. Она казалась такой податливой, эта девушка, и вокруг головы светились, как ореол, выбившиеся из аккуратной прически пушистые прядки.
Не понимая, что делает, Тонио пошел к ней. Однако не только ее красота влекла его. Девушка казалась ему всеми брошенной, нуждающейся в участии. «Плакала, плакала, – думал он, – почему она плакала?» Он был очень пьян. Оступившись, опрокинул свечу, та погасла, и к потолку потянулся едкий дымок.
И вдруг он оказался прямо перед незнакомкой и восхищенно заглянул в ее дымчато-синие глаза, в которых, казалось, не было никакого страха перед ним.
Никакого страха. Никакого страха. Да и почему, господи, должна она его бояться? Он стиснул зубы. Он не собирался трогать ее. И тем не менее протянул руку.
И внезапно, беспричинно, ее глаза снова наполнились слезами, и она горько заплакала.
И сама положила голову ему на плечо.
Это был мучительный момент. Полный ужаса. Мягкие золотистые волосы, касавшиеся его лица, пахли дождем, и в вырезе ее платья он увидел ложбинку между ее грудями. Он понял, что если сейчас же не уйдет, то непременно ударит девушку, совершит какое-то страшное насилие, и в то же время продолжал крепко, до боли стискивать ее в своих объятиях.
Потом он приподнял подбородок девушки и накрыл ее губы своими. И тут, вскрикнув, она стала отчаянно сопротивляться.
Кажется, он даже упал. Она была уже далеко, далеко от него, и ее взгляд в полумраке был столь невинным и в то же время исполненным такой душевной муки, что, повернувшись, он опрометью вылетел из комнаты и бежал до тех пор, пока не оказался среди столпотворения танцующих пар.
– Маэстро, – бормотал он, вертя головой направо и налево, и, когда Гвидо вдруг взял его под руку, стал горячо убеждать учителя, что им нужно уходить.
Какая-то немолодая женщина кивала ему. Стоявший рядом с ним человек объяснил ему, что маркиза хочет с ним потанцевать.
– Я не могу, – покачал он головой.
95 
