222 
— Я не согласен, — сказал Требоний. — Если мы хотим жить и процветать, все должны считать нас патриотами! Убьем хоть одного из подчиненных Цезаря — и превратимся в мятежников и изгоев.
— С Долабеллой можно иметь дело, — сказал Децим Брут. — А Антоний дикарь.
Тут его управляющий постучал в дверь кабинета.
— Господин, пришел Гай Кассий.
Децим Брут и Требоний тревожно переглянулись.
— Приведи его, Бокх.
Кассий вошел с довольно неуверенным видом, что показалось странным. Обычно в неуверенности его нельзя было упрекнуть. Все, что угодно, только не это.
— Я не помешал? — спросил он, что-то почуяв.
— Нет-нет, — ответил Децим Брут, придвигая третье кресло. — Вина? Или сначала поешь?
Кассий тяжело опустился в кресло, свел вместе руки, сплел пальцы.
— Спасибо, мне ничего не нужно.
Воцарилось молчание, которое почему-то трудно было прервать. Первым заговорил Кассий:
— Что вы думаете о нашем пожизненном диктаторе?
— Что мы сами сделали палку для наших спин, — ответил Требоний.
— И что мы больше никогда не будем свободными, — добавил Децим Брут.
— Я думаю так же. И Марк Брут тоже, хотя он не верит, что с этим можно что-либо сделать.
— А ты, Кассий, значит, считаешь, что можно что-нибудь сделать? — спросил Требоний.
— Можно! — воскликнул Кассий. — Его надо убить.
Он поднял янтарно-карие глаза на Требония и увидел в его унылом лице нечто такое, что заставило его затаить дыхание.
— Да я сам с удовольствием расколол бы этот жернов, висящий у нас на шеях!
— Как же ты сделал бы это? — спросил Децим Брут, напуская на себя озадаченный вид.
— Я не… я не… я пока не знаю, — заикаясь, ответил Кассий. — Вы понимаете, эта мысль появилась у меня только сейчас. Пока мы все не проголосовали за его пожизненное диктаторство, мне было как-то все равно, сколько он проживет. Но время ведь на него не влияет! Он будет таскаться на заседания сената даже в девяносто! У него фантастическое здоровье, а его ум всегда будет ясным.
По мере того как Кассий говорил, голос его становился громче. Две пары светлых сочувственных глаз внимательно следили за ним. Он понял, что попал к единомышленникам, и расслабился. Но все же решил уточнить:
— Я — единственный, кто так думает?
— Ни в коем случае, — ответил Требоний. — Фактически ты можешь вступить в клуб.
— Клуб?
— Клуб «Убей Цезаря». Мы так назвали его, чтобы в случае чего выдать все за шутку. Просто люди, которым Цезарь не нравится, собираются для заочных диспутов с ним. Убивают его, так сказать, в политическом смысле, — объяснил Требоний. — Пока в клубе двадцать один человек. Ты хочешь вступить?
Кассий решил этот вопрос с той же скоростью, с какой удрал от реки Билех в Сирию, оставив Марка Красса на произвол судьбы.
— Считайте меня членом вашего клуба, — сказал он, откидываясь на спинку кресла. — А теперь я с удовольствием выпью вина.
Двое основателей с вполне понятной охотой принялись знакомить Кассия с историей клуба: когда зародилась идея его создания, как она воплощалась в реальность, чего удалось достичь на текущем этапе борьбы за голову жертвенного коня. Кассий слушал с большим интересом, пока ему не перечислили имена.
— Мелочь, — откровенно прокомментировал он.
— Ты прав, — согласился Децим, — но играющая свою роль. Важно количество вовлеченных в игру. Причем политически важно. К примеру, boni никогда не было много, и они проиграли. А мы возьмем числом, чтобы наши действия не походили на тайный заговор. Мы этого не хотим.
Заговорил Требоний:
— Твое участие — как награда, которую мы уже отчаялись получить, Кассий, потому что ты обладаешь реальным влиянием. Но даже Кассия и патриция Сульпиция Гальбы может не хватить для того, чтобы наше дело выглядело актом… э-э-э… героизма, как это задумано нами. Я хочу сказать, мы — тираноубийцы, а не просто убийцы! Вот кем мы должны выглядеть, когда все будет сделано, когда все кончится. Мы должны подняться на ростру и объявить всему Риму, что проклятие тирании снято с нашей любимой родины, чтобы нас чествовали, чтобы о каком-либо судебном расследовании, наказании или порицании и речи бы не зашло. Людей, которые освобождают свою страну от тирана, не подвергают гонениям, а прославляют. Рим и раньше сбрасывал тиранию, и те, чьими руками это проделывалось, достигали верха почитания. Взять Брута, который прогнал последнего царя и казнил своих собственных сыновей, когда они пытались вернуть монархию! Или Сервилия Ахалу, убившего Спурия Мелия, когда тот попытался сделаться царем Рима…
222 
