253 
Узнав Антония, Трог открыл дверь настолько, чтобы он смог протиснуться внутрь, и быстро закрыл ее. За Трогом стоял Луций Пизон, его смуглое лицо было мрачным.
— Он здесь? — спросил Антоний, бросив плащ Трогу.
— Да, в храме. Пойдем, — ответил Пизон.
— А Кальпурния?
— Моя дочь в постели. Этот странный египтянин дал ей снотворное.
Храм располагался между двумя половинами Общественного дома. Это было огромное помещение без какой-либо статуй, ибо оно принадлежало numina, призрачным римским богам, бесформенным и безликим, чей культ на несколько столетий предвосхитил зачатки греческих религиозных представлений и служил основной составляющей религии Рима. Эти незримые силы управляли разнообразными функциями, действиями и вещами. Им, например, были подвластны кладовые, зернохранилища, колодцы и перекрестки. Зал был залит ярким светом, идущим от множества канделябров. Большие двойные бронзовые двери распахнуты в обе стороны: одни — на колоннаду, обегающую перистиль, другие — в мистическую обитель царей с двумя миндальными деревцами и тремя мозаичными дорожками, ведущими к дальним дверям. Вдоль каждой из стен этого помещения располагались восковые маски старших весталок со времен первой весталки Эмилии, встроенные в миниатюрные подобия храмов, каждый на дорогом пьедестале.
Цезарь сидел на черных похоронных дрогах в центре зала и словно бы спал. Только Хапд-эфане знал, что верхняя часть левой стороны его лица тщательно смоделирована из нанесенного на кисею воска. Глаза и рот закрыты. Шокированный и испуганный намного сильнее, чем ожидалось, Антоний медленно подошел к дрогам и заглянул в лицо спящему. Великий понтифик был облачен в соответствующие одежды. Тога с туникой в алую и пурпурную полосы, на голове дубовый венок. Не было, правда, кольца с печаткой, которое он обычно носил. Длинные тонкие пальцы сложены на коленях, ногти подстрижены и отполированы.
Внезапно Антоний понял, что больше не может этого выносить. Он повернулся, вышел из храма и направился в кабинет Цезаря. Пизон шел за ним.
— Здесь есть какие-нибудь деньги? — спросил Антоний.
Пизон удивился.
— Почем я знаю? — довольно грубо ответил он.
— Кальпурния знает. Разбуди ее.
— Что?
— Разбуди Кальпурнию! Она знает, где он держит деньги.
Говоря это, Антоний открыл ящик письменного стола и стал шарить в нем.
— Антоний, прекрати!
— Я наследник Цезаря, все равно все это будет моим. Какая разница, сейчас или позже я возьму отсюда немного? Меня преследуют кредиторы, я должен найти хоть какие-то деньги, чтобы завтра же заткнуть им рты.
В гневе Пизон был ужасен. Лицо его от природы имело зверское выражение, а оскал дополнительно обнажал ломаные и гнилые клыки. Он схватил Антония за руку, выдернул ее из ящика и задвинул его.
— Я сказал, прекрати! И я не собираюсь будить мою бедную дочь!
— Говорю же тебе, я его наследник!
— А я — душеприказчик! И ты ничего здесь не сделаешь и ничего не возьмешь, пока я не увижу его завещание! — объявил Пизон.
— Хорошо, это можно организовать.
Антоний быстро вернулся в храм, где Квинктилия, старшая весталка, проводила ночное бдение возле тела главного жреца Рима.
— Ты! — рявкнул Антоний, грубо сдернув ее со стула. — Принеси завещание Цезаря!
— Но…
— Я сказал, принеси мне завещание Цезаря, и сейчас же!
— Не смей беспокоить сон Цезаря! — прорычал Пизон.
— На это мне нужно время, — пролепетала испуганная Квинктилия.
— Тогда не трать его понапрасну! Найди завещание и принеси в кабинет. Шевелись, толстая, глупая свинья!
— Антоний! — рявкнул Пизон.
— Он мертв. Ему все равно! — Антоний махнул рукой в сторону Цезаря. — Где его печатка?
— У меня, — просипел Пизон.
Его душил гнев, не давая кричать.
— Отдай мне ее! Я его наследник!
— Нет, пока я не буду в этом уверен.
— У него должны быть ценные бумаги, купчие и все такое, — пробормотал Антоний, роясь в бюро.
— Есть, но не здесь, алчный и глупый осел! Все у банкиров. Он ведь не Брут, чтобы заводить в доме комнаты-сейфы.
Опередив Антония, Пизон сел за стол.
— Молю богов, — холодно сказал он, — чтобы смерть твоя была медленной и ужасной.
Появилась Квинктилия со свитком в руке. Антоний двинулся к ней, но она ловко обогнула его и с удивительным проворством передала свиток Пизону. Пизон взял свиток и поднес его к лампе, проверяя, цела ли печать.
253 
