Не могу понять, почему Антоний так терпим к этим мерзавцам, не говоря уже о том, что это кажется скрытым одобрением их акции с его стороны. Он объявил общую амнистию. И хотя Брут и Кассий еще не возобновили своей преторской деятельности, поговаривают, что это не за горами. Сам же я думаю, что они бы давно вернулись к работе, если бы не человек, вот уже три дня регулярно появляющийся на месте сожжения Цезаря. Он называет себя Гаем Аматием и настаивает на том, что приходится внуком Гаю Марию. Мужлан мужланом, однако талант оратора у него налицо.

Сначала он объявил толпе (она продолжает собираться на Форуме каждый день), что освободители — тяжкие преступники и должны быть убиты. Его гнев направлен на Брута, Кассия и Децима Брута больше, чем на других, хотя я лично считаю, что зачинщик всему — Гай Требоний. Он не участвовал в убийстве лично, но руководство, несомненно, его. В первый раз Аматию удалось подогреть толпу так, что она, как и в день похорон, начала требовать крови. Его второе появление было еще эффективнее, толпа стала закипать.

Но вчерашнее, третье появление Аматия превзошло два других. Он объявил Марка Антония соучастником преступления! Сказал, что тот заранее заключил с освободителями соглашение (странно, Антоний употребил это слово и сам).

Антоний публично хлопал освободителей по плечам и хвалил их. Они расхаживают по городу совершенно свободно, как птицы. Но они убили Цезаря. Антоний, Брут и Кассий — одна шайка. Неужели народ не видит это и многое другое? Короче, римская чернь теперь вне себя.

Я уезжаю на свою виллу в Неаполь, где встречу тебя. По слухам, некоторые освободители решили покинуть Италию. Гай Аматий их сильно перепугал. Кимбр, Стай Мурк, Требоний и Децим Брут спешно уехали в свои провинции.

Сенат собирался, чтобы обсудить дела провинций. Брут и Кассий появились в надежде услышать, в какую из них каждый поедет на будущий год. Однако Антоний упомянул только о Македонии, которую он избрал для себя, и о Сирии как о провинции Долабеллы. Ни слова о запланированной Цезарем войне против парфян. Антоний лишь настоял на том, чтобы шесть отборных легионов, стоящих лагерем в Западной Македонии, перешли в его ведение. Зачем? Для войны с Буребистой и даками? Этого он не сказал. Думаю, он просто обеспечивает свою безопасность на случай новой гражданской войны. Относительно девяти других легионов никаких решений принято не было. В Италию их, по крайней мере, не отозвали.

Сенат при пособничестве и подстрекательстве Цицерона, который, как только не стало Цезаря, занял там свое место, сейчас решает, что делать с законами Цезаря. Это трагедия. Бессмыслица. Почтенные отцы напоминают ребенка, который кромсает почти сшитое матерью платье, чтобы скроить из него рукава для тоги.

Прежде чем закончить письмо, я должен упомянуть еще об одной вещи — о твоем наследстве, Октавий. Умоляю тебя, откажись от него! Приди к соглашению с наследниками одной восьмой части, раздели имущество более справедливо и отвергни усыновление. Принять наследство — значит укоротить свою жизнь. Затесавшись между Антонием, освободителями и Долабеллой, ты не протянешь и года. Тебе восемнадцать, они тебя сокрушат. Антоний в ярости, его даже не упомянули в завещании, и все это по вине какого-то там мальчишки. Я не утверждаю, что он участвовал в заговоре против Цезаря, ибо тому нет доказательств, но я говорю, что у него мало совести и совсем нет морали. Увидев тебя, я ожидаю услышать, что Цезарю ты не наследник. Я хочу, чтобы ты встретил старость, Октавий.