Она взяла его безвольную руку и оглянулась через плечо. Остальные стражники тоже плакали, и плакали потому, что все они знали, что были взрослыми сильными людьми, или они надеялись, что такими выглядят, и им плакать не полагалось. Но Барон всегда находился рядом, он словно восход солнца был частью их жизни. Да, он мог задать взбучку, если застанет спящим на посту или увидит тупой меч — несмотря на тот факт, что на памяти всех стражников, единственное для чего они им пользовались, это открывать банки с вареньем — но когда все сказано и сделано, он оставался Бароном, а они его людьми. И вот теперь его не стало.
— Спроси ее о кочерге! — выкрикнула сиделка из — за спины сержанта. — Давай, спроси о деньгах!
Сиделка не видела лица Брайана. А Тиффани видела. Вероятно его вновь ткнули сзади, и он внезапно побагровел.
— Прости, Тифф… я имел в виду, мисс, но та леди утверждает, будто видела, что вы совершили убийство и ограбление, — сказал он, всем своим видом дав понять, что он так не считает, и не желает неприятностей, особенно от Тиффани.
Тиффани улыбнулась ему в ответ. — «Всегда помни, что ты ведьма, — сказала она себе. — Не начинай вопить о своей невиновности. Ты знаешь, что невиновна. Тебе не нужно ни о чем кричать».
— Барон был добр и дал мне немного денег за… за то, что я за ним приглядывала, — ответила она.
— И я полагаю, мисс Безызъянц это услышала, и поняла превратно.
— Там была куча денег! — настаивала на своем мисс Безызъянц, покраснев от натуги. — Сундук, что хранился под кроватью Барона открыт!
— Все верно, — ответила Тиффани. — А казалось бы, мисс Безызъянц все услышала случайно, и слушала довольно долго.
Несколько стражников хихикнули, отчего мисс Безызъянц еще больше разозлилась, хотя, казалось бы, уже дальше некуда. Она протолкнулась вперед.
— Значит, ты будешь отрицать, что стояла здесь с кочергой в одной руке, сунув другую в огонь? – строго спросила она с красным как у индюка лицом.
— Я хочу кое — что сказать, если не возражаете, — сказала Тиффани. — И это очень важно.
Она чувствовала, что клубок боли потерял терпение, и пытался вырваться на свободу. Ее ладони стали липкими от пота.
— Ты творила черную магию! Признавайся!
Тиффани сделала глубокий вздох.
— Понятия не имею, о чем вы, — сказала она, — а вот, что я знаю, это то, что я сейчас удерживаю за плечом всю остававшуюся в Бароне боль, и мне ее нужно как можно скорее от нее избавиться, но я не могу сделать это в присутствии такого большого числа свидетелей. Разрешите? Мне немедленно нужно выйти на открытое место! — Она оттолкнула мисс Безызъянц с дороги, а стражники быстро отступили кто — куда к великому неудовольствию сиделки.
— Не отпускайте ее! Она же улетит! Они так всегда делают!
Тиффани очень хорошо знала внутреннее устройство помещений замка. Местные все его знали.
Вниз по ступенькам находился внутренний дворик. Туда-то она и поспешила, чувствуя, что боль заволновалась и старается освободиться. Если хотите всегда держать ее в узде, о ней следует думать скорее как о животном, но это не надолго срабатывает. Скажем, не так долго… ну, прямо скажем, как сейчас.
Сержант возник за ее спиной, и она схватила его за руку:
— Не спрашивай зачем, — постаралась сказать она сквозь стиснутые зубы, — но быстро подбрось вверх свою каску!
Он был достаточно разумен, чтобы послушаться и словно суповую миску подкинул каску в воздух. Тиффани выпустила следом боль, чувствуя как нечто гладкое и пугающее вырвалось на волю.
Каска замерла в воздухе, словно ударившись о невидимую стену, и упала на мостовую. окутавшись облаком пара. Она была сплющена.
Сержант поднял то, что только что было шлемом и тут же выронил.
— Ой, она чертовски горячая! — Он уставился на Тиффани, которая, пытаясь перевести дыхание, стояла прислонившись к стене. — И ты каждый день забирала подобную боль?
Она приоткрыла глаза.
— Да, хотя обычно у меня было вдоволь времени, чтобы найти нечто, куда ее выпустить. Вода и камни не очень подходят, а вот метал в самый раз. И не спрашивай почему. Если я буду пытаться разобраться в том, как это работает, в следующий раз может не получиться.
— А еще я слышал, что ты можешь делать всякие штуки с огнем. Это правда? — восхищенно добавил Брайан.
— С огнем работать просто, если только с головой все в порядке. А вот с болью… боль сопротивляется. Боль — живая. Боль враждебна.