— Привет. Это я.
— О-о… как хорошо… мой дорогой.
— Что ты поделываешь?
— Шью.
— А что ты шьешь? Платье для коктейлей этой твоей новой заказчице?
— Нет, это я уже закончила.
— Хорошо получилось?
— Потрясающе.
— А что ты сейчас шьешь?
— Перешиваю пальто для соседской девочки.
— Угу… Кристел…
— Да?
— Ты не переживаешь из-за того… что ты рассказала мне в прошлый раз?
Молчание. Чувствуется, что Кристел сейчас расплачется.
— Нет.
— Не надо. Мне очень жаль, что я так отвратительно себя вел. И мне жаль, что я не остался и не поел твоих рыбных фрикаделек. Они были вкусные?
— Я их тогда тоже не ела. Я съела их холодными в воскресенье на обед. Они были вкусные.
— Вот и прекрасно, Кристел…
— Да?
— Не грусти, мне невыносимо, когда ты грустишь. Все это не имеет значения, ничто в прошлом не имеет значения. То есть я хочу сказать, конечно, имеет, но я буду так несчастен, если ты…
— Я в полном порядке. Не волнуйся из-за меня, хороший мой, я абсолютно в порядке. Правда. Действительно правда.
— Вот и умница. Молчание.
— Кристел, могу я прийти к тебе поужинать в среду вечером?
— Да… да, конечно…
— Отлично. В обычное время. В таком случае — до скорого.
Сама она никогда не попросит меня о встрече. Будет ждать, всегда будет ждать.
Я пообедал в «Шерлоке Холмсе», или, вернее, выпил, закусив хрустящим картофелем. Около половины третьего я вернулся на службу. Эдит не было. Из Архива доносился громкий голос Реджи, упражнявшегося в эротических шуточках.
Я прошел к своему столу и по привычке взглянул на корзинку «входящих». Сверху лежало письмо от Ганнера.
Я схватил его и, пригнувшись к столу, с трудом переводя дыхание, вскрыл конверт.
«Я хочу кое о чем попросить Вас и больше уже не буду Вас беспокоить. Это займет всего две минуты. Может быть, Вы могли бы зайти ко мне в кабинет в течение сегодняшнего дня?
Я опустился на стул и минут десять пытался отдышаться. Затем встал и пошел по лестнице вниз — на второй этаж. Я от души жалел, что так много выпил во время обеда, но ждать я не мог — мне необходимо было тотчас увидеть Ганнера. На лестнице я столкнулся к Клиффордом Ларром. Мы прошли друг мимо друга, точно и не были никогда знакомы.
У двери в кабинет Ганнера я снова почувствовал, что у меня не хватает дыхания. И постоял с минуту; затем, боясь, что кто-нибудь может меня увидеть, я постучал, услышал за дверью какое-то бормотанье и вошел.
Он был один и, как и в первый раз, сидел в полутьме за своим большим столом, на котором стояла лампа с зеленым абажуром. Сидел нахохлившись, точно приготовился к обороне, и — я сразу заметил — с тревогой всматривался в меня. Он казался таким незащищенным, что у меня возникло впечатление, будто все, чего мы достигли накануне, перечеркнуто и нам предстоит начать все сначала. Однако когда он заговорил, тон у него был ледяной и такой же слегка насмешливый, слегка презрительный и безукоризненно вежливый.
— Прошу прощения за то, что я снова побеспокоил вас, — это не отнимет много времени. Я упомянул вчера, что есть еще одно обстоятельство, которого, пожалуй, мне не следует касаться. Но я счел необходимым все-таки коснуться его, если я хочу для себя, — а меня занимает только это и только с этим я намерен считаться, — если я хочу выяснить все до конца.
Я стоял перед ним — тоже в темноте — и наблюдал, как нервно движется по столу в кружке света его крупная, какая-то удивительно чистая правая рука — перебирает бумаги, поглаживает их.
— Я вас слушаю!
— Моя просьба может показаться вам странной, но… не мог бы я всего один только раз — повторяю: только раз и очень ненадолго — нанести визит вашей сестре?
Вот это было совершенно неожиданно. Во мне возник смутный страх, и я абсолютно не знал, что ответить. Считает ли Ганнер, что я знаю или что я не знаю о том, что произошло, если это было? Я сказал:
— Зачем?
— Я хочу видеть ее. Не у себя в доме. Предпочтительно у нее на квартире или… словом, там, где она живет.
— Так же, как вы хотели видеть меня?
— Нет, — сказал Ганнер, — не совсем так.
— А почему вы так уверены, что она не замужем и не живет в Новой Зеландии?
— Я нашел ее фамилию в лондонской телефонной книге.
Минуту-две я молчал. А он изучал свои руки. Я сказал: