Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
37 
– Что значит «сейчас»?
– Бабушка все оставила мне.
– Все… тебе?
– Да. Дом, акции и ценные бумаги, счет в банке, словом, все. Я очень богата. Ты берешь в жены богатую наследницу.
– Господи! Все тебе? – Людвиг со вздохом откинулся на спинку сиденья.
– Все.
– И ничего матери и тетке Шарлотте?
– Ни шиша.
– Но ты должна им хоть что-то дать. Ради справедливости… ведь тетка Шарлотта…
– Надо уважать волю покойной. Смотри, какой огромный бриллиант. Ты такой когда-нибудь видел?
* * *
Она вдруг испугалась.
На пороге стоял посыльный с цветами.
Цветы наверняка для Элисон, для кого же еще. Вот только Элисон уже нет.
Шарлотта разобрала название фирмы на бумаге, укутывающей букет, но от кого цветы, так и не поняла: визитки в букете не оказалось. Это были красные гладиолусы. Она отдала букет назад.
– Это для миссис Ледгард?
– Нет, цветы для…
– Наверняка какая-то ошибка. Вы перепутали адрес.
– Нет…
– Ну хорошо, спасибо. – Она схватила цветы и захлопнула дверь.
Принесла букет в гостиную, успокаивающе пахнущую лимоном. Внимательно оглядела цветы. Нет никакой визитки. Да, наверное, прислал кто-то, еще не знающий, что Элисон умерла. Может, отнести на могилу, или так нельзя? Все равно. И вдруг подумалось: а может, это Мэтью прислал для меня? Он в Лондоне, но еще ни разу не дал о себе знать, как и все эти долгие годы. И вот эти цветы. Она зажмурилась.
А когда открыла глаза, то в окно увидела, что посыльный все еще стоит перед домом. Явно не знает, что делать. И он тоже заметил, что Шарлотта на него смотрит. Через минуту снова раздался звонок в дверь.
Ошибся адресом, решила Шарлотта, и только сейчас сообразил. Предположение, что цветы от Мэтью, было столь же приятным, сколь, увы, лишенным оснований, даже в какой-то степени нелепым. Отворив дверь, она протянула цветы молодому человеку:
– Ну вот видите, ошиблись.
Как жестоко, подумала она. Так давно никто не дарил цветов.
– Простите, – сказал молодой человек. – Вы, видимо, меня не узнали. Мне сразу надо было представиться. Гарс Гибсон Грей.
Не может быть, подумала она. Ведь Гарс Гибсон Грей – еще мальчишка, школьник!
– Мы давно не встречались, мисс Ледгард.
– Ах, вон оно что.
Высокий, худой, плохо одетый мужчина, темноволосый, с острым, несколько птичьим лицом. Вполне можно принять за воришку. Только сейчас она разглядела в нем того мальчика, из которого за незаметно прошедшие годы вырос этот молодой человек.
– Извините, что вас не узнала. Но от кого цветы? Дело в том, что мать умерла.
– Цветы от меня.
– Но мама умерла.
– Цветы для вас.
– Для меня? Но зачем?
– А почему бы и нет? Просто решил зайти. И принести вам цветы.
– Мне так давно не дарили цветов.
– Ну вот я и подумал… то есть…
– То есть вы подумали, раз прошло столько времени, то…
– Нет, мне только хотелось…
– Траурный венок больше бы подошел. Да. Я не сразу догадалась, кто вы. Ну что ж, спасибо. – Она снова взяла букет. От него пахнуло ужасом и смертью.
– Не хочу занимать ваше время, – произнес он, видя, что Шарлотта не собирается приглашать в дом. – Я всего лишь хотел принести цветы и сказать, что если смогу быть вам чем-нибудь полезен, то с радостью, вы только дайте знать.
– Чем же вы можете быть мне полезны? – удивилась Шарлотта. – И почему я должна в чем-либо нуждаться? И все еще не могу понять: с какой целью вы пришли?
– Ну, один человек всегда другому может помочь, хотя бы тем, что бросит письмо в почтовый ящик.
– Благодарю, но письма я еще в состоянии бросать сама.
– Что ж, прошу извинить.
– За что?
– За неловкость. Не думал, что так получится.
– Простите, но я не совсем понимаю. Старею и теряю способность понимать молодежь. Возможно, не понимаю уже даже языка цветов. Вы, случайно, не из тех, кого называют дети-цветы?
– Да нет же, ничего подобного. Я всего лишь хотел… простите.
– О, не за что, не за что. Большое спасибо за цветы.
Они смотрели друг на друга, стараясь найти слова. Так и не придумав ничего, Шарлотта махнула рукой и захлопнула дверь. Гладиолусы посыпались из рук на пол. Она стояла у двери, прислушиваясь к отдаляющимся шагам. Слезы, в последнее время охотно льющиеся из глаз, снова подступили.
Так и не подобрав цветы, она медленно пошла в кухню. И зачем только ей вспомнился Мэтью? Зачем так невежливо говорила с мальчиком, делая вид, что не понимает его поступка? Невольная жалость молодых – это знак старости, своего рода испытание, да еще одно из легчайших, которое надо сносить с достоинством. Значит, вот оно какое, одиночество старых людей, и тщетны попытки им помочь. «Но ведь я еще не старая, – подумала она, – еще не старуха». Этот мальчик, едва с ней знакомый, пришел, как странно. Неужели прослышал о завещании? Наверняка уже все вокруг знают. Как все это неприятно.
37 
