Последние отзывы

  48  

— Нет-нет, я через минуту вернусь.

— У тебя есть какая-нибудь другая обувь?

— Да, тапочки.

— Я буду рядом, внизу у лестницы, чтобы ты не заблудился.

— Так я увижу… моего отца… за ужином?

— Ой, извини, мы забыли сказать, что его сейчас здесь нет. Будешь уходить — оставь лампу здесь, но не гаси.

Беттина взяла свою лампу и вышла, взмахнув подолом платья. Значит, встреча с отцом откладывается. Эдвард почувствовал огромное облегчение, но в то же время и недоумение вкупе с разочарованием.

Комната была пустая и довольно холодная. Она выглядела бы как монашеская келья, не будь в ней некоторого изящества, даже величия. Стены были сложены из блоков бледно-розового мелкозернистого камня, похожего на камень стен дома-сарая, только светлее и более отшлифованного, сводчатый потолок — из какого-то материала с каменной крошкой точно такого же цвета. Пол из светлых дубовых досок, дубовые тяжелые двери и стол — круглый и чрезвычайно основательный, на прочных, простых, чуть искривленных ножках. Здесь же стояли комод и в пару ему стул с плетеным сиденьем. На полу рядом с двуспальной кроватью лежал тканый коврик темно-коричневого цвета, а над изголовьем висел складчатый белый балдахин и занавески broderie anglaise^[31]. Стоявший в углу парафиновый обогреватель давал немного тепла, и потому в комнате не было очень холодно; именно от обогревателя шел тот странный запах. На гвозде, вбитом между двух каменных блоков, висела единственная в комнате картина, оплетенная паутиной. На ней была изображена юная девушка, стоявшая в реке, расставив ноги, и смотревшая на зрителя с затаенным удовольствием. На травянистом берегу лежал выписанный во всех технических подробностях велосипед, а через спицы одного из колес проползала большая змея, вперившаяся взглядом в девушку. В углу стояли инициалы — «Дж. Б.». Эдварду картина не понравилась.

Большое окно за длинными белыми шторами оказалось закрыто довольно пыльными внутренними ставнями. Эдвард снял металлическую перекладину и откинул один из ставней, а потом, приложив ладони к лицу, выглянул наружу. Там царила почти полная темнота. Но на фоне чуть более светлого неба он разглядел темные контуры — кроны деревьев на аллее неправильной формы, где он недавно шел. Он находился внутри здания, которое снаружи напоминало ему что-то вроде особняка восемнадцатого века. Эдвард закрыл ставень, задернул штору и вошел в ванную, где автоматически и безрезультатно щелкнул выключателем. В свете масляной лампы, проникавшем через открытую дверь, он увидел святилище такого же элегантного аскетизма — огромная ванна и голые стены. Рядом с раковиной находилось квадратное окно, и Эдвард выглянул из него во двор, тускло освещенный одной-единственной электрической лампочкой на дальней стене. Двор удивил Эдварда неожиданно экзотическим видом — ему показалось, будто он смотрит на что-то нездешнее, расположенное то ли на юге, то ли в прошлом. Может быть, на двор какого-то французского замка. Но тут лампочка погасла, и он решил, что включали ее специально для него. Понимая, что не стоит задерживаться, Эдвард привел себя в порядок, расчесал свои прямые темные волосы, достал из чемодана тапочки, надел их и, прежде чем открыть дверь, постоял перед ней, сделав несколько глубоких вздохов.

Беттина ожидала Эдварда на площадке, до неловкости близко. Она повела его по Переходу, который, похоже, состоял из анфилады темных арок и альковов, а потом — через занавешенную дверь в зал. Илона и матушка Мэй (со временем он привык называть ее так) встретили его и все втроем, молча, словно пастухи — корову, проводили к длинному столу. Последовала небольшая пауза, как для молитвы, после чего они сели. Эдвард, подчиняясь жесту матушки Мэй, сел во главе стола, матушка Мэй — справа от него, Беттина — слева, а Илона — рядом с Беттиной. Матушка Мэй сказала:

— Мы не верующие, но, прежде чем сесть за стол, всегда стоим и молчим.

Эдвард пока не понимал, рассматривать ему этих женщин как врагов или нет. Может быть, отец хотел его приезда, а они под напускной вежливостью скрывали свою ревность и неприязнь. Не представляется ли он им, размышлял Эдвард, чужаком? Ведь он вполне обходился без них, пока ему было хорошо, а теперь попал в беду и бросился искать поддержки, которой не заслуживает, рассчитывая на внимание отца как на некую привилегию? Если так и есть, им будет легко отомстить ему — он чувствовал это по исходящим от них вибрациям силы. Он уже слышал слово «сестра». «У меня две сестры, — думал он, — Беттина и Илона, Илона и Беттина. Что они сделают мне? Я приехал сюда ненадолго». Но то, что происходило, что могло произойти, было больше, мрачнее и длительнее этого.

  48