Особенно,... 
124 
Испытывал ли я страх за Луи? Не уверен. Я любил его, хотел, чтобы он был сейчас с нами в этой комнате. Да, все так. Но я не был уверен, что мне хватит моральных сил уговорить его задержаться в этом мире хотя бы еще на одни сутки. Я вообще ни в чем не был уверен. Я нуждался в нем как в близком друге, зеркале своих эмоций, свидетеле моего эстетического роста – да, и это тоже. Я хотел, чтобы он оставался тем тихим и мягким Луи, которого я знал. Но если бы он предпочел покинуть нас, если бы он действительно решил покончить с жизнью, подставив себя солнечным лучам, то мне было бы гораздо сложнее продолжать жить – с тем страхом, что не покидал меня ни на миг.
Меррик вся дрожала. Ей никак не удавалось унять слезы. А мне так хотелось поцеловать ее, вдохнуть аромат ее теплого тела.
– Тише, тише, дорогая, – прошептал я.
Платок в ее руке превратился в маленький мокрый комочек.
Я встал, приподняв ее с постели, стянул тяжелое белое покрывало и уложил Меррик на чистые простыни, не обращая внимания на грязное платье. Она была холодной и испуганной. Волосы спутались в узел на затылке. Тогда я приподнял ей голову и аккуратно разложил пряди по подушке. Она снова легла, и я поцеловал ей веки, чтобы она их сомкнула.
– Отдохни теперь, бесценная моя, – сказал я. – Ты сделала только то, что он просил.
– Не оставляй меня теперь, – взмолилась она, – можешь уйти, только если надеешься его отыскать. Если ты знаешь, где он, ступай туда. В противном случае побудь здесь, со мной, хотя бы недолго.
Я отправился в вестибюль в поисках ванной комнаты и нашел ее в задней половине дома – роскошное просторное помещение с маленьким очагом и огромной ванной на четырех ножках в виде когтистых лап. Тут же лежала стопка чистых белых махровых полотенец, что неудивительно при такой роскоши. Я смочил край полотенца и вернулся к Меррик.
Она лежала на боку, подтянув колени и обхватив себя руками за плечи. Из ее губ вырывался тихий шепот.
– Позволь мне обтереть тебе лицо, – сказал я и сделал это, не дожидаясь разрешения, после чего стер запекшуюся кровь с ее запястья.
Порезы тянулись от ладони до изгиба локтя. Но они были неглубокие. Пока я стирал засохшие пятна, одна из ран начала кровоточить, но я на секунду прижал к ней полотенце, и кровотечение остановилось.
Потом я взялся за сухой край полотенца и промокнул им сначала лицо Меррик, а затем и раны, которые теперь затянулись и были совершенно чистыми.
– Я не могу разлеживаться, – сказала Меррик, покачав головой. – Мне нужно подобрать кости на заднем дворе. Это ужасно, что я перевернула алтарь.
– Лежи спокойно, я сам все сделаю, – заверил я.
Мне было отвратительно этим заниматься, но обещание следовало выполнить. Я отправился на место преступления. Темный двор казался невероятно спокойным. Погасшие свечи перед святыми словно молча корили меня в совершенном грехе.
Из обломков тех вещей, что свалились с железных столов, я подобрал череп Медовой Капли на Солнце и внезапно почувствовал, как по рукам пробежал холодок. Но я решил, что это плод моего воображения. Потом я отыскал реберную кость и снова отметил про себя, что оба этих зловещих предмета были изрезаны письменами. Я не стал их читать – просто отнес кости в дом, в спальню.
– Положи на алтарь, – велела Меррик и села в постели, откинув тяжелое покрывало. Пока меня не было, она сняла пропитанное кровью платье из белого шелка. Оно валялось на полу.
На Меррик была только шелковая нижняя сорочка, сквозь которую просвечивали большие розовые соски. Сорочка тоже была запачкана кровью. Я не мог оторвать глаз от такой красоты: прямые плечи, высокая грудь, прекрасные руки.
Я сделал несколько шагов и подобрал с полу платье. Мне хотелось покончить со всей этой грязью. Хотелось, чтобы Меррик поскорее пришла в себя.
– Чудовищная несправедливость, что ты так напугана, – сказал я.
– Оставь платье, – велела она, потянувшись к моей руке. – Брось его и сядь сюда, рядом со мной. Возьми меня за руку, давай поговорим. Призрак солгал, клянусь. Ты должен верить моим словам.
Я еще раз присел на край кровати. Мне хотелось быть поближе к ней. Я наклонился и поцеловал ее в склоненную головку, усилием воли отводя взгляд от глубокого декольте. Интересно, подумал я, догадываются ли вампиры помоложе, расставшиеся со смертной жизнью в ранней юности, насколько меня все еще волнуют такие чувственные подробности. Разумеется, во мне одновременно вскипала жажда. Нелегко было испытывать к Меррик такую любовь и при этом не жаждать вкусить ее крови.
124 
