Особенно,... 
135 
Случилось что-то ужасное и в то же время неизбежное, с печалью подумал я, продолжая неподвижно лежать, словно под действием очередного колдовского заклинания Меррик. Но к этому колдовству она не имела отношения. Меня сковали горе и сожаление – ужасное, мучительное сожаление.
Я проиграл Луи в битве за Меррик. Разумеется, я найду ее такой же, ибо ничто на земле не могло бы заставить Луи одарить ее Темной Кровью, рассуждал я, ничто, даже мольбы Меррик. Да она сама не стала бы просить поделиться с ней этим даром, ей хватило бы ума не отказаться от своей души. Нет, я страдал оттого, что эти двое любили друг друга, а ведь это я свел их вместе, и теперь они разделят то, что мог бы разделить с Меррик я.
Что ж, хватит горевать. Дело сделано, пора отправляться в дорогу – искать их обоих. Я должен их найти и увидеть, как они смотрят друг на друга. Я должен вырвать у них еще больше обещаний, что на самом деле было лишь предлогом отвлечь их друг от друга, а затем я должен смириться, что Луи стал для Меррик путеводной звездой, каковой я теперь больше не являюсь.
Прошло еще много времени, прежде чем я со скрипом сдвинул крышку гроба, выбрался из него и начал подниматься по ступеням сырого холодного подвала, которые вели в мрачные помещения наверху.
Наконец я остановился в огромной пустой комнате с кирпичными стенами, где много лет назад был магазин. Сейчас ничего не осталось от прежнего блеска, если не считать нескольких очень грязных витрин и сломанных полок. На неровном деревянном полу лежал толстый слой грязи и пыли.
Я остановился, наслаждаясь весенним теплом, вдыхая запах плесени и красного кирпича и вглядываясь в немытые окна, за которыми сияли печальные огни, освещая заброшенную улицу.
Почему я замешкался?
Почему сразу не отправился на встречу с Луи и Меррик? Почему, в конце концов, не пошел на поиски жертвы, хотя меня мучила жажда? Почему я стоял один в темноте, словно ожидал, что мое горе усилится, что одиночество станет ощущаться острее, что я выйду на охоту безжалостным и осторожным, как зверь?
Но затем глаза увидели то, что ум в отчаянии отказывался принять, и мною постепенно овладело другое чувство, полностью вытеснившее меланхолию. Все тело мучительно заныло.
Передо мной возникла Меррик. Она была в том самом красном шелковом платье, в котором я видел ее вчера, но весь ее облик изменился под действием Темного Дара.
Кремовая кожа светилась, как у вампира, зеленые глаза приобрели особый блеск – да, да, и еще раз да! – такой же, как у Лестата, Армана, Мариуса, такой же, как и у всех остальных обладателей Темной Крови. Длинные каштановые волосы приобрели неестественное сияние. Губы нечестиво блестели.
– Дэвид! – воскликнула она и полетела ко мне в объятия.
Даже голос Меррик свидетельствовал о том, что теперь в ее жилах течет совсем другая кровь.
– Боже мой, как я мог допустить такое! – Я боялся дотронуться до нее, а потом вдруг обнял ее и с силой прижал к себе. – Прости меня, Господи, прости! – выкрикивал я, стискивая ее так сильно, что, наверное, причинял боль.
Мне казалось, что так ее никто не сможет у меня отнять. Мне было наплевать, что меня мог услышать кто-то из смертных. Да пусть хоть весь мир знает!
– Нет, Дэвид, погоди, – взмолилась Меррик. – Ты не понимаешь, что случилось. Он сделал это, Дэвид! Он вышел на солнце. Он сделал это на рассвете, после того, как дал мне свою кровь, показал, как нужно прятаться, и научил всему, что умел. Он сделал это, Дэвид, хотя обещал встретиться со мной сегодня вечером. Он ушел! И теперь от него ничего не осталось – все сгорело дочерна.
По щекам Меррик струились жуткие кровавые слезы.
– Дэвид, неужели ты не можешь его спасти? – захлебываясь рыданиями, причитала она. – Неужели ты не способен его вернуть? В том, что случилось, виновата одна я. Дэвид, я сознавала, что делала. Это я подвела его к этому шагу, умело подтолкнула. Я действительно воспользовалась его кровью, запекшейся на моем платье. Я воспользовалась всеми силами – земными и небесными. Придет время – и я признаюсь в большем. Все тебе расскажу. Я виновата, что он так поступил, клянусь! Но неужели ты не можешь его вернуть?
23
Он все сделал очень тщательно.
Вытащил гроб – поистине старинную реликвию – и отнес его на задний двор городского дома на Рю-Рояль, в весьма уединенное место, огороженное высокой стеной.
В доме он оставил прощальное письмо, положив его на письменный стол, которым одно время пользовались все мы – я, Лестат и Луи. Затем он спустился во двор, снял с гроба крышку и лег в него, отдавшись на волю лучей утреннего солнца.
135 
