Особенно,... 
43 
Не испытывая голода, я направился прямиком в гостиницу «Виндзор-Корт», вновь оказался в красивом холле – современном, но отличавшемся элегантностью старых отелей, – а оттуда поднялся в номер к Меррик.
Оказалось, она только что выехала, и горничная готовила комнаты для нового постояльца.
Что ж, Меррик прожила здесь дольше, чем я ожидал, но меньше, чем надеялся. Как бы там ни было, решил я, она благополучно находится на пути к Оук-Хейвен. Я заглянул в письменный стол, чтобы проверить, не оставила ли она для меня письма. Оставила.
Только покинув гостиницу и убедившись, что рядом никого нет, я прочел короткую записку: «Уехала в Лондон забрать из хранилища те несколько предметов, которые, как мы знаем, связаны с ребенком».
Итак, дело движется!
Разумеется, она имела в виду четки и дневник, найденные более десяти лет тому назад нашим агентом Джесс Ривз в квартире на Рю-Рояль. И если память мне не изменяла, в обители хранились еще несколько предметов, обнаруженные столетием раньше в покинутом номере одного из парижских отелей, где, по слухам, обитали вампиры.
Я встревожился.
А чего я мог ожидать? Что Меррик откажет мне в просьбе? Тем не менее я никак не предполагал, что она отреагирует так быстро. Конечно, она получит предметы, за которыми поехала, – в этом я не сомневался. Авторитет Меррик в Таламаске был велик и обеспечивал ей постоянный доступ к тайным хранилищам.
Мне пришла мысль попытаться позвонить ей в Оук-Хейвен и сказать, что мы должны чуть подробнее обсудить дело. Но я не мог рисковать.
Хотя агентов Таламаски в Оук-Хейвен насчитывалось немного, но все они были по-разному одарены. Телефон для них не был просто лишь обычным средством связи, и я не мог допустить, чтобы кто-то уловил нечто «странное» в голосе, звучащем на другом конце провода.
Я оставил все, как есть, и отправился в нашу квартиру на Рю-Рояль.
Стоило мне свернуть на подъездную аллею, как что-то мягкое прошмыгнуло мимо, коснувшись моей ноги. Я остановился и пошарил взглядом в темноте, пока не разглядел очертания еще одного огромного черного кота – наверняка уже другого. Я не мог представить, чтобы тот котяра, которого я видел прошлой ночью, проследовал за нами до самого дома без всякой приманки.
Кот скрылся на заднем дворе и пропал, когда я дошел до железной лестницы. Все это мне не понравилось. И кот тоже. Совершенно не понравился. Я задержался в саду: прошел к фонтану, чашу которого недавно очистили, и провел несколько минут, глазея на плавающих в прозрачной воде золотых рыбок и на лица совершенно заросших лишайником каменных херувимов, высоко державших над собой раковины, а затем оглядел клумбы, тянувшиеся вдоль кирпичных стен.
За чистотой двора следили, хотя не очень тщательно: подметали каменные дорожки, но позволяли растительности буйно разрастаться. Вероятно, Лестата это вполне устраивало, если он вообще на что-то обращал внимание. А Луи просто обожал этот двор.
Едва я поставил ногу на первую ступеньку лестницы, как вновь увидел кота – огромное черное чудище. Нет, не нравятся мне коты, запрыгивающие на высокие стены.
В голове роились мысли. Предстоящая сделка с Меррик порождала все усиливающуюся тревогу, дурные предчувствия камнем ложились на сердце. Ведь за все приходится платить. Внезапный отъезд Меррик в Лондон вдруг показался пугающе подозрительным. Неужели моя просьба показалась ей настолько серьезной, что ради нее она бросила все остальные дела?
Следовало ли мне рассказать Луи о ее намерениях? Тогда мы определенно смогли бы поставить точку в наших планах.
Войдя в квартиру, я включил все лампы в каждой комнате. Это давно вошло у нас в привычку, за которую я цеплялся изо всех сил, чтобы чувствовать себя обычным человеком, хотя это была, конечно, чистая иллюзия. С другой стороны, возможно, нормальность всегда является иллюзией. Кто я такой, чтобы судить?
Луи появился почти сразу. Он совершенно бесшумно поднялся по черной лестнице, и я услышал лишь его сердцебиение, а не шаги.
Я стоял у распахнутого окна в задней гостиной, наиболее отдаленной от шумной, вечно заполненной туристами Рю-Рояль, и пытался снова отыскать взглядом кота, хотя сам себе в этом не признавался. Невольно заметил, как разросшаяся бугенвиллея закрыла высокие стены, а заодно и всех нас от остального мира. Густо переплетенные лозы глицинии перекинулись с кирпичных стен на балконную ограду, а оттуда дотянулись до крыши.
43 
