73 
Как прискорбно, что этого любознательного и великодушного человека сразил недуг.
Причиной явился укус какого-то неизвестного насекомого, но это выяснилось, только когда он достиг «Города», как он его называл, тщательно избегая имен собственных или каких-либо детальных описаний. Последние заметки были написаны в больнице Нового Орлеана и по просьбе Мэтью отправлены медсестрами матери.
«Мама, ничего нельзя сделать. Врачи даже не уверены в типе паразита – знают только, что он поселился во внутренних органах и не поддается ни одному известному лекарству. Иногда я думаю, что, возможно, средство от этой болезни известно индейцам майя и они могли бы излечить меня – ведь местные жители были к нам очень добры. Хотя, скорее всего, коренные жители давным-давно приобрели иммунитет».
Самое последнее письмо он написал в тот день, когда собирался переехать в дом Большой Нанэнн. Почерк стал неразборчив – видимо, Мэтью страдал от часто повторявшихся приступов. И тем не менее письмо не осталось незаконченным. Текст его отмечен той странной смесью смирения и самоотречения, которая характерна для умирающих.
«Ты не поверишь, какие милые и заботливые Сандра, Медовая Капля и Большая Нанэнн. Разумеется, я сделал все, чтобы облегчить их бремя. Все находки, обнаруженные во время экспедиции, по праву принадлежат Сандре, а когда я покину больничные стены, то попытаюсь составить исправленный каталог. Вдруг заботы Большой Нанэнн сотворят чудо. Я напишу, как только будут хорошие новости».
Последнее письмо в пачке было написано рукой Большой Нанэнн: прекрасный почерк, вечное перо. По ее словам, Мэтью умер, получив причастие, и в самом конце уже не страдал. Она подписалась как Ирэн Флоран Мэйфейр.
Настоящая трагедия. Точнее слова не подобрать.
В то время трагедия словно шла по пятам за Меррик, ведь вскоре убили Холодную Сандру и Медовую Каплю, и я прекрасно понимал, почему архив Мэтью не отвлек ее от привычных занятий или от частых поездок в городские магазины и рестораны.
Кроме того, она проявила безразличие к восстановлению старого дома Большой Нанэнн, который на самом деле принадлежал ее крестной. Он перешел к Меррик по рукописному завещанию, выправленному по нашей просьбе умелым местным адвокатом, не задававшим лишних вопросов.
Полномасштабная реставрация дома, порученная двум опытным подрядчикам, велась с учетом исторических документов. Меррик вообще отказалась туда наведываться. Насколько я знаю, дом до сих пор остается ее собственностью.
К концу того далекого лета Меррик обзавелась роскошным гардеробом, хотя росла буквально на глазах. Предпочтение она отдавала дорогим, хорошо сшитым платьям, обильно украшенным вышивкой, как, например, то белое пикейное, которое я уже описывал. Когда она начала являться на ужин в изящных туфельках на высоком каблуке, лично я втайне чуть не лишился рассудка.
Я не из тех мужчин, что любят женщин любого возраста, но одного вида ее ножки, круто изогнутой в подъеме и напряженно ступавшей из-за высокого каблука, было достаточно, чтобы во мне проснулись совершенно ненужные эротические желания.
Что касается духов «Шанель № 22», то она начала ими пользоваться ежедневно. Даже те, у кого этот аромат прежде вызывал раздражение, вдруг полюбили его, ведь он был связан с ее присутствием, вопросами, непрекращающимися разговорами и жаждой все знать.
Она с легкостью освоила азы грамматики, что очень помогло ей и в изучении французского языка. А латынь и вовсе далась ей проще простого. Математику она презирала, теория была выше ее понимания, но девочка оказалась достаточно сообразительной, чтобы разобраться в основах. Зато к литературе Меррик проявила такое рвение, какое я редко встречал. Она буквально залпом проглотила романы Диккенса и Достоевского и рассуждала о персонажах как о добрых знакомых, живущих неподалеку от ее дома. С большим увлечением Меррик читала журналы по искусству и археологии, на которые мы подписывались. Не чуждалась она и поп-культуры, а к политике испытывала даже своего рода любовь.
С юных лет Меррик пребывала в убеждении, что чтение – ключ ко всему. По ее словам, она прекрасно понимала Англию только потому, что каждый день читала лондонский «Таймс». А еще она полюбила историю Мезоамерики, хотя так ни разу и не попросила разрешения взглянуть на древние сокровища, привезенные в чемодане.
Вырабатывая собственный почерк, она добилась потрясающих успехов и вскоре в совершенстве освоила даже старинный шрифт. Поставив себе целью научиться писать так же красиво, как когда-то это делала крестная, Меррик вела подробные дневники и в конце концов своего добилась.
73 
