На четвертое воскресенье она не стала наряжаться и шлепала по кухне босиком, в безрукавке и шортах, готовила горячий завтрак для Энн и Людвига — раз в неделю они позволяли себе столь несообразную роскошь. Заслышала шаги на заднем крыльце, обернулась, хотя на сковороде брызгалось и шипело сало, и растерянно уставилась на громадного косматого детину в дверях. Люк? Неужели это Люк? Он и на человека не похож, будто вырублен из камня. Но каменный идол прошел по кухне, смачно поцеловал Мэгги и подсел к столу. Она разбила яйца, вылила на сковороду и подбавила еще сала.
Вошла Энн Мюллер, учтиво улыбнулась, ничем не показывая, что зла на него. Ужасный человек, о чем он только думал, на столько времени забросил молодую жену!
— Наконец-то вы вспомнили, что вы человек женатый, — сказала она. — Пойдемте на веранду, позавтракайте с нами. Помогите Мэгги, Люк, отнесите яичницу. А корзинку с поджаренным хлебом я, пожалуй, и в зубах снесу.
Людвиг Мюллер родился в Австралии, но в нем ясно чувствовалась немецкая кровь: лицо побагровело под дружным натиском солнца и пива, почти квадратная седеющая голова, бледно-голубые глаза истинного прибалтийца. И ему, и его жене Мэгги пришлась очень по душе, и они радовались, что им так повезло с помощницей. Особенно благодарил судьбу Людвиг, он видел, как повеселела Энн с тех пор, как в доме засияла эта золотая головка.
— Каково рубится тростник? — спросил он, накладывая на тарелку яичницу с салом.
— Хотите верьте, хотите нет, а мне это дело очень нравится! — засмеялся Люк и тоже взял солидную порцию.
Людвиг остановил на этом красивом лице проницательный взгляд и кивнул:
— Охотно верю. По-моему, у вас для этого и нрав самый подходящий и сложены вы как надо. Можете опередить других и чувствуете свое превосходство.
Связанный своим наследством — плантациями сахарного тростника, делом, весьма далеким от науки, не имея никакой надежды сменить одно на другое, Людвиг страстно увлекался изучением природы человеческой и перечитал немало толстых томов в сафьяновых переплетах с такими именами на корешках, как Фрейд и Юнг, Гексли и Рассел.
— Я уж думала, вы никогда не приедете повидаться с Мэгги, — сказала Энн, смазывая ломтик поджаренного хлеба кисточкой, смоченной в жидком топленом масле: только в таком виде и можно в этом краю есть масло, а все же лучше, чем ничего.
— Ну, мы с Арне решили некоторое время работать и по воскресеньям. Завтра едем в Ингем.
— Значит, бедняжка Мэгги совсем редко будет вас видеть.
— Мэг понимает, что к чему. Это ведь только годика на два, и летом будет перерыв в работе. Арне говорит, он на это время пристроит меня на рафинадную фабрику в Сиднее, и я смогу взять Мэг с собой.
— Почему вам приходится так много работать, Люк? — спросила Энн.
— Надо, чтоб хватило денег купить землю на западе, где-нибудь в Кайнуне. Мэг вам разве не говорила?
— К сожалению, наша Мэгги мало говорит о своих делах. Расскажите нам сами, Люк.
И они втроем слушали его и следили за живой игрой загорелого, энергичного лица, за блеском синих-синих глаз; с той минуты, когда перед завтраком Люк появился на пороге кухни, Мэгги не вымолвила ни слова. А он не умолкая расписывал яркими красками расчудесный край света: какие там сочные травы, как разгуливают, красуясь, по единственной в Кайнуне пыльной дороге огромные серые птицы — бролга и, словно птицы, проносятся тысячные стада кенгуру, и как там сухо и жарко печет солнце.
— И в один прекрасный день солидный кус этой распрекрасной земли станет моим. Мэг тоже вкладывает кой-какие деньги, и мы работаем полным ходом, так что на все про все уйдет годика четыре-пять, не больше. Можно бы справиться быстрей, если мне взять участок похуже, но я теперь знаю, сколько могу наработать рубщиком, так что охота поработать дольше, зато уж участок будет что надо. — Люк наклонился над столом, обхватил чашку чая широкими, в рубцах и шрамах ладонями. — Я ведь вчера почти что обогнал Арне, скажу я вам! Нарубил одиннадцать тонн за один только день!
Людвиг присвистнул с искренним восхищением, и они заговорили о том, сколько можно нарубить за день. Мэгги маленькими глотками пила крепкий, почти черный чай без молока. Ох, Люк, Люк! Сперва говорил, годика два, теперь уже четыре-пять, и кто знает, сколько лет он назовет, заговорив о сроках в следующий раз? Люк от всего этого в восторге, сразу видно. Так откажется ли он от этой работы, когда настанет срок? Захочет ли отказаться? И еще вопрос, есть ли у нее желание ждать так долго, чтобы это выяснить? Мюллеры люди очень добрые и вовсе не изнуряют ее работой, но если уж надо жить без мужа, так нет места лучше Дрохеды. За месяц, что Мэгги провела в Химмельхохе, она ни дня не чувствовала себя по-настоящему здоровой — совсем не хотелось есть, то и дело невесть что творилось с желудком, она ходила сонная, вялая и никак не могла встряхнуться. А ведь она привыкла всегда быть бодрой и свежей, и это невесть откуда взявшееся недомогание пугало ее.