41 
— Паршивое зверье, — сказал Фрэнк. — Прямо шакалы какие-то, порядочные собаки так себя не ведут.
— Мне кажется, господь бог скорее всего задумал собак именно такими, — мягко возразил отец Ральф. — Они проворны, умны, воинственны, и их почти невозможно приручить. Мне они, признаться, больше по вкусу, чем балованные комнатные собачки. — Он улыбнулся. — Вот и кошки тоже. Вы видели, какие кошки на скотном дворе? Дикие, злобные, сущие пантеры; ни за что не подпустят к себе человека. Но охотятся превосходно и вовсе не нуждаются, чтобы люди их опекали и кормили.
Он извлек из своей переметной сумы кусок холодной баранины, хлеб, масло, отрезал ломоть баранины, остальную протянул Фрэнку. Положил хлеб и масло на бревно между ними и с явным наслаждением впился белыми зубами в мясо. Жажду утолили из брезентовой фляжки, потом свернули по самокрутке.
Неподалеку стояло одинокое дерево вилга; отец Ральф указал на него самокруткой.
— Вот место для ночевки, — сказал он, снял с лошади седло, отвязал одеяло.
Фрэнк пошел за ним к вилге — дереву, которое считают самым красивым в этой части Австралии. Крона его почти круглая, листва светло-зеленая, очень густая. Ветви спускаются совсем низко, их легко достают овцы, и потому снизу каждое дерево как бы подстрижено ровно-ровно, будто живая изгородь в саду. Вилга всего надежней укроет от дождя, ведь у других деревьев Австралии листва не такая густая, как в землях, которые богаче влагой.
Отец Ральф вздохнул, лег и приготовился снова закурить.
— Вы несчастливы, Фрэнк, я не ошибаюсь? — спросил он.
— А что это такое — счастье?
— Сейчас счастливы ваш отец и братья. А вы, ваша мама и сестра — нет. Вам не нравится в Австралии?
— Здесь — нет. Я хочу перебраться в Сидней. Может, там я сумею чего-то добиться.
— В Сидней? Но ведь это гнездилище порока, — улыбнулся отец Ральф.
— Ну и пускай! Тут я связан по рукам и ногам, все равно как было в Новой Зеландии; никуда от него не денусь.
— От него?
Но у Фрэнка это вырвалось ненароком, и он не желал продолжать. Лежал и смотрел вверх, на листья.
— Сколько вам лет, Фрэнк?
— Двадцать два.
— Вот как! А вы когда-нибудь жили отдельно от родных?
— Нет.
— Ходили когда-нибудь на танцы? Была у вас подружка?
— Нет.
Фрэнк не желал прибавлять, как положено, «ваше преподобие».
— Тогда он, наверно, скоро вас отпустит.
— Он меня не отпустит, пока я жив. Отец Ральф зевнул, улегся поудобнее.
— Спокойной ночи, — сказал он.
Утром тучи спустились еще ниже, но дождя все не было, и за день они вывели овец еще с одного выгона. Через всю землю Дрохеды, с северо-востока на юго-запад, тянулась гряда невысоких холмов — на этих-то выгонах и собирали сейчас стада, тут можно будет искать убежища от воды, если реки выйдут из берегов.
Дождь начался уже к ночи, и Фрэнк со священником рысью пустились к броду через речку пониже дома Клири.
— Не жалейте лошадь, сейчас не до того! — крикнул отец Ральф. — Гоните вовсю, не то потонете в грязи!
В считанные секунды они вымокли до нитки — и так же мгновенно размокла прокаленная зноем почва. Она ничуть не впитывала влагу и обратилась в море жидкой грязи, лошади еле переступали в ней, увязая чуть не по колено. По траве еще удавалось двигаться быстро, но ближе к реке, где все давно вытоптал скот, всадникам пришлось спешиться. Без седоков лошади пошли легче, но Фрэнк не держался на ногах. Это было хуже всякого катка. На четвереньках они карабкались вверх по крутому берегу, скользили и снова скатывались обратно. Мощенную камнем дорогу неторопливая вода обычно покрывала на месте переправы едва на фут, а сейчас тут мчался пенный поток в четыре фута глубиной; Фрэнк вдруг услышал — священник смеется. Лошадей подбадривали криками, хлопали по бокам насквозь промокшими шляпами, и они в конце концов благополучно выбрались на другой берег, но Фрэнку и отцу Ральфу это не удавалось. Опять и опять они пытались одолеть косогор и всякий раз сползали вниз. Отец Ральф предложил залезть на иву, но тут Пэдди, встревоженный появлением лошадей без седоков, подоспел с веревкой и втащил их наверх.
Пэдди пригласил отца Ральфа зайти к ним, но тот улыбнулся и покачал головой.
— Меня ждут в Большом доме, — сказал он. Мэри Карсон услышала его голос прежде, нем кто-либо из прислуги, — он обошел дом кругом, рассчитав, что с парадного хода легче попадет в отведенную ему комнату.
41 
