Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
49 
– Как заводные, – сказал я.
– Кто? Кто как заводные?
– Дрозды.
Несколько дроздов, дергаясь, точно игрушечные, расхаживали в подстриженной траве.
– Совсем как мы.
– О чем вы, Брэдли?
– Заводные. Как мы.
– Возьмите еще шоколаду.
– Фрэнсис любит молочный шоколад.
– Мне жалко Фрэнсиса, но я понимаю Кристиан.
– От таких приятельских разговоров про Кристиан мне становится тошно.
– А вы не обращайте внимания. Все это одни ваши мысли.
– Вся моя жизнь – одни мысли. Лучше бы она умерла. У себя в Америке. Я уверен, что она убила своего мужа.
– Брэдли. Я хотела вам сказать, все это неправда, – то, что я тогда говорила об Арнольде.
– Да, я знаю.
– В браке люди иногда говорят разные вещи просто так, нуда, механически, но они идут не от сердца.
– Не от чего?
– Брэдли, ну не будьте таким…
– У меня на сердце так тяжело, словно большой камень в груди. Иногда вдруг чувствуешь над собою гнетущую власть рока.
– Ну, пожалуйста, приободритесь, прошу вас.
– А вы не сердитесь на меня за то, что я был свидетелем… ну, вот как вы и Арнольд тогда?..
– Нет. Наоборот, вы только стали как-то ближе.
– Зачем, зачем она познакомилась с Арнольдом?
– Вы очень привязаны к Арнольду, правда?
– Правда.
– Вы ведь не просто дорожите его мнением? —Нет.
– Как странно это. Он так резок с вами. Часто говорит обидные вещи. Но вы для него очень много значите, я знаю, очень много.
– Давайте слегка переменим тему, хорошо?
– Вы такой смешной, Брэдли. Неземной какой-то. И робкий, как ребенок.
– Меня потрясло появление этой женщины. Вдруг, не ждал не гадал, и бац – пожалуйста. И она уже запустила когти в Арнольда. И в Присциллу.
– А знаете, она красивая.
– И в вас.
– Нет. Но я отдаю ей должное. Вы о ней не так рассказывали.
– Она сильно изменилась.
– Арнольд считает, что вы все еще любите ее.
– Если он так считает, то, верно, потому, что сам влюбился.
– А вы не влюблены в нее?
– Рейчел, вы хотите довести меня до истерики?
– Господи, ну и ребенок же вы в самом деле.
– Только благодаря ей я познал ненависть.
– А вы не мазохист, Брэдли?
– Не болтайте чепухи.
– Мне иногда казалось, что вы получаете удовольствие от нападок Арнольда.
– Арнольд влюблен в нее?
– По-вашему, куда он пошел, распрощавшись с нами?
– В библио… Неужели обратно к ней?
– Конечно.
– Дьявол! Он же виделся с нею всего два-три раза.
– А вы не верите в любовь с первого взгляда?
– Так вы считаете, что он…
– Тогда в пивной он вел с ней очень долгую сердечную беседу. И потом вчера, когда она…
– Не рассказывайте мне, прошу вас. Так он?..
– Голову он не теряет. Он человек земной, но холодный. А вы не от мира сего и теплый. Он обожает всякую суматоху, как он вам говорил, обожает чужие драмы. Он безумно любопытен, ему все надо знать, всем владеть, он во все должен совать нос, всех и каждого исповедать. Из него и вправду вышел бы неплохой исповедник, он умеет поддержать человека, когда захочет. В два счета выудил у Кристиан всю историю вашего брака.
– Боже мой.
– Это еще тогда, в пивной. А вчера, я думаю, она… Ну хорошо, хорошо, не буду. Я только хотела сказать, что я на вашей стороне. Хотите, привезем Присциллу сюда?
– Поздно. О господи, Рейчел, мне как-то не по себе.
– Ну что за человек! Вот. Возьмите меня за руку. Возьмите. Под запотевшими стеклами веранды стало безумно душно и жарко. Земля и трава запахли как-то по-нездешнему, точно воскурения, и больше не отдавали свежестью и дождем. Рейчел придвинула свой шезлонг вплотную к моему. Вес ее близкого обвисшего тела давил на меня, точно мой собственный. Она подсунула руку мне под локоть и довольно неловко переплела свои пальцы с моими. Так два трупа могли бы приветствовать друг друга в день воскрешения из мертвых. Потом она стала медленно поворачиваться на бок лицом ко мне и положила голову мне на плечо. Я чувствовал запах ее пота и свежий чистый аромат только что вымытых волос.
Человек в шезлонге особенно беззащитен. Я тщетно ломал голову над тем, что должно означать это рукопожатие, как мне следует на него ответить, долго ли надо держать ее за руку. А когда она вдруг вытянула шею и неловко, ничуть не смущаясь, потерлась щекой о мое плечо, я неожиданно для себя испытал довольно приятное чувство полнейшей беспомощности. И одновременно сказал:
49 
