Последние отзывы

  25  

Под руководством дочери Пероун все же осилил от начала до конца два общепризнанных шедевра — «Анну Каренину» и «Мадам Бовари». Ценой замедления ментальных процессов и потери многих часов ценного времени ему удалось полностью погрузиться в запутанный мир этих высокоинтеллектуальных сказок. И что же он из него вынес? Что адюльтер — вещь понятная, но неправильная; что в девятнадцатом веке женщинам, которые изменяли мужьям, приходилось несладко; да еще кое-что узнал о том, на что были похожи в те времена Москва, русская деревня и французская провинция. Дейзи уверяла, что гениальность проявляется в деталях; но детали оставили его равнодушным. Да, они достаточно точны; но человеку наблюдательному не так уж трудно их выстроить, нужна только усидчивость, чтобы все подробно записать. Словом, эти книги произвели на него впечатление не вдохновения, а добросовестного ремесленничества.

Однако эти авторы, по крайней мере, оказывали читателям любезность, разворачивая перед ними картины вполне реального, узнаваемого физического мира; а о так называемых магических реалистах, которых Дейзи изучала на последнем курсе, и этого не скажешь. И какого черта этим писателям — разумным взрослым людям, жившим в просвещенный двадцатый век, — вздумалось наделять своих героев сверхъестественными силами? Ни одно из этих кошмарных сочинений Пероун не сумел дочитать до конца. И ведь пишут не для детей! Герои в этих книгах то рождаются с крыльями (символ их близости к иным мирам, говорит Дейзи, но ведь мечта о полете давно стала метафорой вольнолюбия), обладают феноменальным чутьем, то выходят невредимыми из авиакатастрофы. А какой-то ясновидец, заглянув в окно пивной, увидел там своих родителей за несколько месяцев до собственного рождения и услышал, как они обсуждают, не сделать ли аборт.

Человек, чья работа — чинить поломанные мозги, обязан уважать материальный мир, знать пределы возможного. Для него это не вопрос веры, а банальное знание: сознание — продукт мозга, органа чисто материального. Это удивительно и непостижимо, это вызывает восхищение; вот какой тайной стоило бы заняться писателям, вместо того чтобы углубляться в туманные мистические дебри. Чтение книг из списка Дейзи все более убеждало Пероуна, что обращение к сверхъестественному — лишь компенсация недостатка воображения, поиск легкого пути, детское желание избежать реальных трудностей и реальных чудес.

«И больше — никаких волшебных палочек! — добавлял он в письме после долгих излияний по этому поводу. — Пожалуйста, никаких больше призраков, ангелов, дьяволов и чудесных превращений. Там, где может случиться все, что угодно, ничто не имеет значения. По-моему, все это попросту безвкусно и глупо».

«Ах ты старый ворчун! — написала она в ответ на открытке. — Диккенсовский прагматик! Это же литература, а не физика!»

Спорить им часто случалось и прежде, но впервые они схлестнулись по почте.

«Расскажи об этом Флоберу и Толстому! — ответил он. — Что-то не припомню среди их героев ни единого человека с крыльями!»

На это она ответила: «Перечитай „Мадам Бовари“, — далее следовали номера страниц, — Флобер предупреждает, как опасны для мира люди вроде тебя!» Последние три слова жирно подчеркнуты.

Одним словом, книги из списка Дейзи привели его к мысли, что литература плохо знает человека, авторы растекаются мыслью по древу или играют с читателем в кошки-мышки, вместо того чтобы поговорить о необычайной человеческой изобретательности, призвать к необычайным свершениям. Быть может, только в музыке возможна подобная чистота. Превыше всех он ценит Баха, в особенности клавир; вчера в операционной, вырезая Андреа астроцитому, он слушал две партиты. Ну и конечно, обычные его спутники — Моцарт, Бетховен, Шуберт. Джазовые идолы: Эванс, Дэвис, Колтрейн. Из художников — Сезанн. Некоторые соборы, куда Генри заходил по воскресеньям. Если говорить не только об искусстве, его хит-парад высочайших достижений человечества включает в себя теорию относительности Эйнштейна, которую ему довелось довольно подробно изучить в двадцать с небольшим. Надо бы все-таки составить такой список, размышляет он, спускаясь по широкой каменной лестнице в холл, хотя и понимает, что никогда этого не сделает. Дело, об осуществлении которого ты даже помыслить не можешь, стремление к совершенству, требующее глубочайшей сосредоточенности, — вот что такое гений. А утверждение Дейзи, что люди якобы «не могут жить без сказок», — попросту неправда. Ведь он, Пероун, может.

  25