52 
Ветром искру?… — выходит из себя хозяин. — Как это все?…
«Да занавески занялись, до неба искры поднялись…»
Занавески? Неужто сгорели занавески?!
«Да поминальная свеча была куда как горяча…»
Поминальная?
«Да ваша тетушка слегла и Богу душу отдала, а поминальная свеча была куда как горяча, и занавески занялись, до неба искры поднялись, их в стойло ветром принесло, лошадок крепко припекло, собака сразу тут как тут…»
Короче: все хорошо. Одна беда — собака ваша сдохла!
Пластинка издала прощальный хрип и умолкла.
В тишине у кого-то вырвался сдавленный смешок, хотя в песне говорилось о смерти — собачьей и человеческой.
— Теперь, по всей видимости, нас ждет лекция? — Родни был в своем репертуаре.
— Нет, проповедь.
Роджер Бентли положил руки на конторку, сверяясь с несуществующими заметками.
— Трудно сказать, что привело сюда нашу семью: мысли о Песике или же о нас самих. Думаю, верно и то и другое. Мы живем себе — и горя не знаем. Сегодня на нас впервые обрушилось несчастье. Конечно, не стоит гневить судьбу, чтобы, не дай бог, не накликать новые беды. Но давайте попросим: смерть, сделай милость, не спеши в нашу сторону.
Он повертел в руках пластинку, будто читая слова песни среди спиральных дорожек.
— Все было хорошо. Вот только на тетушкиных похоронах от свечи вспыхнули занавески, искры разнесло ветром, и собака приказала долго жить. У нас же — как раз наоборот. Много лет все было хорошо. Никто не мучился сердцем, не страдал печенью, жили — не тужили. Нам ли сетовать?
Тут Роджер Бентли заметил, что Родни следит за временем.
— Когда-нибудь придет и наш срок. — Роджер Бентли заторопился. — В это трудно поверить. Мы избалованы благоденствием. Но Сьюзен правильно сказала: Песик своей смертью послал нам осторожное напоминание, и мы должны прислушаться. А заодно порадоваться. Чему? — спросите вы. Тому, что мы стоим у истоков невероятной, поразительной эры — эры долголетия, которая останется в веках. На это можно возразить: если будет война, все пойдет прахом. Не знаю… Скажу только одно: хочу верить, вы все доживете до глубокой старости. Лет через девяносто люди победят сердечные болезни и злокачественные опухоли, а потому станут жить дольше. В мире будет меньше горя — и слава Богу. Легко ли этого достичь? Нет, нелегко. Возможно ли к этому прийти? Да, возможно. Не везде, не сразу. Но в конечном счете мы приблизимся к этой цели. Вчера я вспоминал, что полвека назад проведать дядю с тетей, деда и бабушку, братьев-сестер ходили на кладбище. Все разговоры вертелись вокруг смерти. От нее было некуда деться. Время вышло, Родни?
Сын жестом дал понять: осталась одна минута.
Роджер Бентли понял, что пора закругляться.
— Конечно, и в наши дни умирают дети. Но не миллионами. А старики? Они перебираются в теплые края, а не в мраморные склепы.
Отцовский взор охватил всех присутствующих, которые с подозрительно блестящими глазами сидели на скамьях.
— Да что далеко ходить, посмотрите друг на друга! А потом оглянитесь в прошлое. Тысячелетия ужаса и скорби. Не представляю, хоть убейте, как родители могли сохранять рассудок, теряя детей! Но они жили дальше, хоть и с разбитым сердцем. Между тем, чума и обыкновенный грипп все так же уносили миллионы жизней. Так вот, мы сейчас вступаем в новую эру, но пока этого не осознаем, потому что находимся в эпицентре урагана, где царит спокойствие… Сейчас я закончу, скажу лишь последнее слово о Песике. Мы его очень любили и потому устроили эти проводы, хотя кому-то такие ритуалы могут пoказаться излишними. Но мы ничуть не жалеем, что приобрели для него участок и договорились посвятить ему прощальную речь. Это не значит, что мы непременно будем приходить к нему на могилу, но кто знает? По крайней мере, у него есть место. Песик, старина, пусть тебе земля будет пухом. А теперь давайте воспользуемся носовыми платками.
Все присутствующие дружно высморкались.
— Папа, — заговорил вдруг Родни, — а можно… еще разок прокрутить пластинку?
На него устремились изумленные взгляды.
— Именно это, — сказал Роджер Бентли, — я и сам хотел предложить.
Он опустил иглу на дорожку. Послышалось шипение.
В том месте, когда в стойло попала искра, когда мясо подкоптилось, а собака лопнула от обжорства, дверь маленького ритуального зала тихо стукнула.
Все головы повернулись назад.
52 
