В конце концов Его Ужасному Величеству, почти обезумевшему от ревности, пришло в голову вызвать чародейку Мару. Стоя перед ним в платье цвета крыльев тигровой бабочки, она со злой улыбкой смотрела на императорский подиум. Придворные были очарованы.
— Женщина… — начал Султан.
Мара подняла руку. "Все это сделала я, — она стала перечислять, научила твоих жен любить свои тела, открыла им роскошь женской любви, восстановила потенцию твоим евнухам, чтобы они могли доставить себе удовольствие друг с другом и с тремя сотнями умащенных тварей из твоего гарема.
Потрясенный таким охотным признанием, оскорбленный в лучших мусульманских чувствах той эпидемией извращений, что выплеснула Мара в покой его домашней жизни, султан совершил ошибку, которая стала бы роковой в разговоре с любой женщиной, — он попробовал спорить. Саркастически, как слабоумной, он объяснил ей, почему евнухи не способны совершить половой акт.
С улыбкой, не сходившей с ее лица, голосом, безмятежным как прежде, она ответила: "Я дала им все необходимое".
Она говорила столь уверенно, что султан испытал атавистический ужас. О, наконец-то ему стало ясно: он привел в свой дом ведьму.
Тем временем Мальту осадили турки под предводительством Драгута и пашей Пиали и Мустафы. В общих чертах вы знаете, что случилось. Они заняли Шагрит Меввийа, захватили форт Св. Эльма и пошли на приступ Нотабиле, Борго сегодня это Витториоза, — и Сенглеа, где укрылся Ла Валлетт с рыцарями.
Вот. Когда Св. Эльм пал, Мустафа (возможно, скорбя о Драгуте, убитом каменным ядром во время штурма) нанес леденящий кровь удар по боевому духу рыцарей. Он обезглавил их убитых собратьев, привязал трупы к доскам и пустил в Большую гавань. Представьте себе часовых, увидевших, как первые лучи рассвета коснулись товарищей по оружию, плывущих кверху брюхом в Гавани флотилию смерти.
Одна из самых таинственных загадок Осады — почему при численном перевесе турок над осажденными рыцарями, дни которых можно было счесть по пальцам одной руки, а Борго и вместе с ним вся Мальта уже почти попали в эту руку — руку Мустафы, — почему они внезапно отступили, подняли якоря и покинули остров?
История говорит, что причиной тому стали слухи. Дон Гарсиа де Толедо, вице-король Сицилии, спешил на помощь с сорока восьмью галерами. Помпео Колонна и с ним тысяча двести человек, посланных папой освободить Ла Валлетта, в конце концов достигли Гоцо. Но турки получили донесение, будто в бухте Меллеха высадилось двадцатитысячное войско, и оно направляется к Нотабиле. Объявили общее отступление; повсюду на Шагрит Меввийа зазвонили церковные колокола, на улицы высыпали ликующие толпы. Турки побежали, погрузились на корабли, уплыли на юго-восток и больше не появлялись. История приписывает случившееся ошибкам разведки.
Но вот какова правда: те слова произнесла Мустафе голова самого султана. Колдунья Мара погрузила его в гипнотический сон, отделила голову от тела и бросила ее в Дарданеллы, и некие таинственные силы — мало ли, какие в море бывают течения — понесли ее к Мальте. Есть песня, написанная позднее менестрелем Фальконьером. Ренессанс обошел его стороной, во время Осады он жил в арагонском Оберже, Каталонии и Наварре. Ты, наверное, слышал о поэтах, которые могут уверовать в любой модный культ, философию, в новые заморские суеверия. Этот уверовал, и, возможно, влюбился, в Мару. Даже отличился на бастионах Борго, разможжив головы четырем янычарам своей лютней — саблю ему дали потом. Понимаешь, она была его Госпожой.
Мехемет начал читать стихотворение:
Убегая от мистраля, от палящих солнца струй,
Безмятежная в волнах, в изваянии небес
Голова не замечает ни дождя, ни темной ночи,
Мчась по морю звезд быстрее.
В голове той лишь двенадцать
Роковых словес, что Мара
Нашептала. Мара, Мара! Ты одна — любовь моя…
Далее идет обращение к Маре.
Стенсил глубокомысленно кивнул, пытаясь вспомнить испанских современников поэта.
— Очевидно, — закончил Мехемет, — голова вернулась в Константинополь к своему владельцу, а хитрая Мара тем временем, переодевшись каютным слугой, тайком проникла на дружественный галеот. Вернувшись, наконец, в Валетту она предстала перед Ла Валеттом, приветствуя его словами "Шалом алейкум".
Шутка заключалась в том, что «шалом» по древне-еврейски означает мир, и одновременно является корнем греческого варианта имени Саломеи, обезглавившей Иоанна Крестителя.