ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>

В сетях соблазна

Симпатичный роман. Очередная сказка о Золушке >>>>>

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>




  36  

"Если они — это те, кто я думаю, то что же это за мир такой, где детям позволяют страдать?"

При этом он думал, разумеется, о Маноэле, Антонии и Марии — своих детях.


V


Пустыня подкрадывалась к земле человека. Он — не феллах, но у него есть небольшой участок. Точнее, был. Еще мальчиком он начал ремонтировать стену, закреплять ее известью, таская камни тяжелее его самого, поднимая их и устанавливая на место. Но пустыня наступала. Может, это стена предательски впускала ее? Или, может, тот мальчик был одержим джинном, заставлявшим его руки не слушаться? А может, атака пустыни оказалась гораздо сильнее и мальчика, и стены, и мертвых родителей?

Нет. Просто пустыня пробирается внутрь. И ничего больше. Ни джинна в мальчике, ни измены со стороны стены, ни враждебности пустыни. Ничего.

И это «ничто» скоро наступит. Здесь будет лишь пустыня. Две его козы, задыхаясь от песка, наверное, роются сейчас в нем в поисках белого клевера. Никогда больше он не попробует их кислого молочка. Под песком умирают дыни. И он никогда больше не сможет насладиться прохладным абделави, по форме похожим на трубу Ангела! Умирает маис, и он не даст больше хлеба. Жена и дети заболеют и станут раздражительными. И человек — то есть, он — побежит однажды ночью туда, где стоит стена, примется собирать и разбрасывать воображаемые камни, ругать Аллаха, а затем просить прощения у Пророка и мочиться на песок пустыни в надежде оскорбить и унизить то, что оскорбить невозможно.

Его с посиневшей кожей найдут в миле от дома — дрожащим во сне, так похожем на смерть, а рядом с ним на песке — его слезы, превратившиеся в ледышки.

Пустыня начнет заполнять собою дом, как нижнюю половину песочных часов, которые никогда не перевернут.

Что делать человеку? Джебраил бросил короткий взгляд назад на своего ездока. Даже здесь, в саду Езбекия, в самый полдень, лошадиные копыта стучат слишком гулко. Ты чертовски прав, инглизи, человеку остается лишь идти в Город и возить там тебя или любого другого франка, у которого есть земля, куда он может вернуться. Семья человека живет в единственной комнатушке, которая не больше твоего сортира, в арабском квартале Каира, куда ты ни за что не поедешь — ведь там слишком грязно и нет ничего «любопытного». Тамошние улочки так узки, что сквозь них с трудом протискивается даже тень человека, и этих улиц нет на картах путеводителей. Дома там — словно свалены в кучу и так высоки, что закрывают солнце, а противоположные окна соприкасаются друг с другом. И золотых дел мастера живут там в грязи, поддерживая огонек в кузнице, чтобы делать украшения для ваших английских леди-путешественниц.

За пять лет Джебраил возненавидел их. Возненавидел каменные дома и вымощенные гравием дороги, железные мосты и стеклянные окна отеля Шепхерда он видел в них тот же мертвый песок, что отнял у него дом. "Город, повторял Джебраил жене, уже сознавшись в том, что опять напился, но еще не успев накричать на детей, лежащих слепыми щенками в комнате без окон над парикмахерской, — город — это та же пустыня — джебель — только в маске". Джебель, Джебраил. Почему бы ему не называть себя именем пустыни? А что такого?

Ангел Божий Джебраил диктовал Коран Магомету — Пророку Божьему. Вот было бы весело, окажись вдруг, что вся эта святая книга — не более, чем двадцать три года внимания звукам пустыни. Пустыни, у которой нет голоса. А если Коран — это ничто, то и Ислам — ничто. И Аллах тогда — просто герой рассказа, а его Рай — лишь воплощение желанных дум.

— Прекрасно, — сказал ездок, наклонившись к его плечу. От ездока разило чесноком, как от итальянца. — Подожди здесь. — Правда, одет, как инглизи. Какое ужасное лицо! — оно обгорело на солнце, и мертвая кожа слезала с него белыми клочьями. Они стояли напротив отеля Шепхерда.

С полудня они ездили по фешенебельной части города. От отеля «Виктория» (где его ездок, как ни странно, вышел из двери для слуг) они поехали в квартал Россетти, затем — пара остановок вдоль Муски, потом — вверх к Ронд-Пойнт, где Джебраил прождал этого англичанина добрых полчаса, пока тот, исчезнув, бродил по едким лабиринтам Базаров. Наверное, делал визиты. А теперешняя девушка, — кажется, он видел ее раньше. Да, точно, девушка из квартала Россетти. Скорее всего коптка. Кажущиеся огромными глаза, подведенные тушью, слегка изогнутый нос с маленькой горбинкой, две вертикальные ямочки по обе стороны рта, вязанная крючком шаль, покрывающая волосы и спину, высокие скулы, тепло-коричневого цвета кожа.

  36