Особенно,... 
93 
Раф, ты будешь одержим этим дольше, чем я. Мне уже недолго осталось. Но ты не должен никому ничего говорить. Я даже не прошу у тебя обещания, я просто беру его. Я сделал то, чего пока никто не делал. Я был на Полюсе.
— Полюсе? Боже мой. Тогда почему же мы не…
— Не читали об этом в прессе? Потому что я сам того захотел. Если помнишь, меня нашли у последней базы полумертвым и занесенным снегом после бури. Все подумали, что я пытался дойти до Полюса, но у меня не вышло. А я был уже на обратном пути. Но я не стал возражать. Понимаешь? Я отказался от верного рыцарского звания, впервые за всю свою карьеру отверг славу, сделал то, что делает мой сын с самого своего рождения. У Эвана мятежный характер, и вести себя так не было для него внезапным решением. А ко мне такое решение пришло вдруг, окончательно и бесповоротно, — и все из-за того, что, как оказалось, поджидало меня на Полюсе.
Два карабинера вместе со своими девушками встали из-за стола, и обе пары, покачиваясь, вышли рука об руку из садика. Оркестр заиграл печальный вальс. Из зала выплывали звуки пирушки и доносились до Годольфина и Мантиссы. Ветер не стихал. Было безлунно. Листья на деревьях трепыхались, словно крошечные механизмы.
— Это была дурацкая выходка, — продолжал Годольфин. — Почти бунт. Человек в одиночку в самый разгар зимы пытается добраться до Полюса. Они сочли меня сумасшедшим. Возможно, в то время они были и правы. Но я чувствовал, что должен дойти до него. Тогда я думал, что там — в одной из двух неподвижных точек этого вращающегося мира — смогу обрести покой и разгадать загадку Вейссу. Понимаешь? Мне нужно было хотя бы минутку постоять в мертвом центре этой карусели и наконец сориентироваться. И конечно же ответ ждал меня. Вкопав флаг, я принялся рядом выдалбливать лунку, чтобы оставить запас провианта для будущих экспедиций. Меня окружала вопиющая бесплодность — страна, забытая демиургом. Нигде на земле не может быть более пустого и безжизненного места. Продолбив два или три фута, я добрался до чистого льда. И вдруг мое внимание приковал странный свет, который, казалось, движется там, в глубине. Я расчистил площадку пошире. Сквозь лед, прекрасно сохранившись и не утратив своей радужной окраски, на меня глазел труп одной из их паучьих обезьян. Она была совершенно реальна, — не то, что смутные намеки, которые они делали мне раньше. Я говорю сейчас: "Делали намеки", но думаю, они оставили ее там для меня. Зачем? Возможно, по какой-то чуждой, не вполне человеческой причине, которую мне не понять. Возможно, просто хотели посмотреть — что я буду делать. Насмешка, понимаешь? — насмешка жизни, спрятанная там, где нет ничего одушевленного, кроме Хью Годольфина. Но, конечно, с подтекстом… Обезьяна рассказала мне всю правду о них. Если Эдем был творением Бога, то одному Ему известно — какое зло породило Вейссу. Под кожей, которая, морщинясь, пролезала в мои кошмары, никогда ничего не было. Сама Вейссу — это цветастый сон. Мечта о том, к чему ближе всего Антарктида — мечта об аннигиляции.
У синьора Мантиссы был разочарованный вид.
— Ты уверен, Хью? Я слышал, что в полярных регионах люди в результате долгого воздействия внешних факторов видят вещи, которые…
— А какая разница? — сказал Годольфин. — Если даже это и было галлюцинацией, то дело ведь не в том, что я видел или что мне казалось, что я видел, — это, в итоге, неважно. Дело в том, что я понял. К какой истине пришел.
Синьор Мантисса беспомощно пожал плечами.
— А теперь? Твои преследователи?
— Думают, что я выдам. Знают, что я разгадал значение их намека, и боятся, что я всем расскажу. Но ради Христа, как же я могу это сделать? Разве я ошибаюсь, Раф? Ведь мир тогда сойдет с ума. По глазам вижу, что ты озадачен. Я знаю. Ты пока этго не понимаешь, но ты поймешь. Ты сильный. И все это повредит тебе не больше, — он рассмеялся, — чем повредило мне. — Он посмотрел через плечо синьора Мантиссы. — А вот и мой сын. И с ним — эта девушка.
Эван встал перед ними.
— Отец, — произнес он.
— Сынок. — Они пожали друг другу руки. Синьор Мантисса окликнул Чезаре и пододвинул Виктории стул.
— Извините, я покину вас на минутку. Мне нужно передать послание. Сеньору Куэрнакаброну.
— Это — друг Гаучо, — пояснил Чезаре, возникая на заднем плане.
— Ты видел Гаучо? — спросил синьор Мантисса.
— Полчаса назад.
— Где он?
— На Виа Кавур. Он придет сюда позже. Он сказал, что ему нужно встретиться с друзьями по другому делу.
93 
