ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>

Все по-честному

Отличная книга! Стиль написания лёгкий, необычный, юморной. История понравилась, но, соглашусь, что героиня слишком... >>>>>

Остров ведьм

Не супер, на один раз, 4 >>>>>

Побудь со мной

Так себе. Было увлекательно читать пока герой восстанавливался, потом, когда подключились чувства, самокопание,... >>>>>

Последний разбойник

Не самый лучший роман >>>>>




  23  

Михаил Демьянович ушел.

Нашего капитан-директора — Ивана Владимировича Дроздова — на флотилии за глаза звали «тресковиком». Треска была его слабостью. Сам он питался ею ежедневно и всех убеждал: «Тресочки не поешь — не поработаешь». Поэтому флотилия сверх нормы запаслась треской, и мы видели ее на столе чаще, чем желали бы.

Иван Владимирович вырос в среде знаменитых моряков-поморов. Его прадед, дед и отец были капитанами дальнего плавания, они отличались крутыми характерами. Переняв от родичей-мореходов мастерство и знания, Иван Владимирович также не уступал им и во властности: распоряжения его были категоричны, он не терпел возражений, все решал единолично. Если он надумает помочь, то у Сигге Эйта будет работа.

Михаил Демьянович вернулся от капитан-директора разочарованный.

— Плохо наше дело, — сказал он. — Иван Владимирович руками замахал и спрашивает: «Ты что — хочешь меня под монастырь подвести? Кто мне позволит валюту на кочегара тратить? Нам ее отпустили только на приглашенных китобоев». Я ему говорю: «Он денег не просит, готов работать за проезд». Тут старик меня и подцепил: «Во-первых, говорит, моряки по морю не ездят, а ходят на судах. Во-вторых, не могу бесплатно чужим трудом пользоваться. Сами же меня прижмете. И в-третьих, не имею права пассажиров на борт брать. Но если тебе так хочется этому чудаку помочь, то берусь переговорить с вице-председателем Норвежского союза гарпунеров. Авось они его в свою артель возьмут, тогда все можно, будет по закону оформить». В общем, решение зависит от желаний Раура Сенерсена.

— Старикан откажет, — заверил я. — Эти аристократы китобойного дела с пренебрежением к. коммунистам относятся. Мы по разговорам своего Улы Ростада знаем. Пропадет хороший парень.

— Паниковать прежде времени не резон, — возразил замполит. — И меня не стоит агитировать. Я полностью на вашей стороне и надежды не теряю. Прежде ваш Сигге сам хлопотал, а теперь за него слово замолвит капитан-директор советской флотилии. Это другое. Норвежцы задумаются: стоит ли отказывать Дроздову? Так что пока не огорчайте гостя. Ужином покормите, на ночлег оставьте… А тем временем авось все и разрешится.

Мы так и сделали. Угостили Сигге Хаугли хорошим ужином, пригласили посмотреть кинокомедию «Волга-Волга», а потом уложили спать в кубрике.

* * *

На другой день у нас появился инспектор по политработе, Семен Иосифович Стайнов. На флотилии его не любили. Он всегда ходил с загадочным видом, словно знал нечто такое, что другим недоступно. Юмора инспектор не понимал и всякую шутку встречал укоряющим взглядом: «Разве можно балагурить в такое серьезное время?» Стайнов был лишь помощником замполита Куренкова, но держался с таким видом, точно один отвечал за всю политическую работу. Говорил он с апломбом и для большей важности отрастил усы и не выпускал изо рта трубки.

Мы, пингвиновцы, представлялись ему распустившимися мальчишками, которых беспрестанно надо поучать и одергивать.

Пройдя в каюту капитана, Стайнов вызвал к себе кочегара Мазина. Тот без промедления явился и почтительно вытянулся перед инспектором. Стайнов, строго посмотрев на него, пригласил сесть и спросил:

— Почему вы проситесь на «Салют»?

— Сильно укачивает. Слабею, все нутро выворачивает.

— Ай-ай-ай! Моряком зовется, качки испугался! Не годится, товарищ Мазин, — укорил Стайнов. При этом в голосе его чувствовалась снисходительность большого начальника. — Все ведь укачиваются, но терпят, берут себя в руки и работают, не малодушничают.

— На «Салюте» меньше качает, — попробовал отбиться кочегар. — А на китобойце — прямо жизни нет, помираю. Хоть вешайся. Говорят, что в Антарктике еще хуже будет: даже те, кто терпит качку, с ног валятся. Переведите хоть на мытье танков… очень прошу.

— Неправильно рассуждаете, товарищ Мазин. Что же получится, если мы всех укачивающихся начнем переводить на флагман? Кто же на китобойцах плавать будет? — спросил инспектор и, приметив, что кочегар не находит ответа, заключил: — Видно, плохо у вас политико-воспитательная работа поставлена. Что значит: «Жизни не рад»?

— А то, что худо бывает… никакого терпежа. Вот постояли бы вы у форсунок в качку.

— Каждый на своем посту, товарищ Мазин. Всем нелегко, но одни не падают духом, по-бдлыневистски преодолевают, а другие… И вам не пристало слабину показывать, советую подтянуться. К чему упаднические настроения? Что они нам дадут? Одно уныние. Советский человек смотрит на жизнь бодро, не теряясь перед трудностями…

  23