Глава седьмая

Теперь я, по крайней мере, точно знал, почему рукопись, которую мой независимый журналист принес в редакцию «Телеграм», была забрызгана кровью. Будучи профессионалом, я не мог позволить себе размышлять о страданиях и душевных муках Пембертона. Я просто предположил, что они имели место — это могло либо повысить ценность информации, которую мне удалось бы собрать, либо исказило ее, либо позволило разложить на составляющие… На самом деле то, что увидел Мартин в тот вечер, было не первым — как бы удачнее выразиться? — видением. Первое случилось с Мартином за месяц до того, о котором я узнал от доктора Гримшоу, то есть в марте. Произошло это во время обильного снегопада. Об этом видении Мартин тут же поведал своей невесте Эмили Тисдейл. Но отношения между ними, как я уже говорил, были сложными, и она не поверила ни одному его слову.

Но к Эмили Тисдейл я еще вернусь в своем месте.

Закончив рассказ, Гримшоу некоторое время сидел молча и приходил в себя. Я не стал мешать ему. Когда он отдышался, я спросил, какова была его реакция на рассказ Мартина.

— Вы сказали ему, что он просто обязан был обратиться с этим именно к вам?

— Да, кажется, именно так я и сказал. Я почувствовал невероятное сострадание к этому человеку, хотя, сказать вам честно, никогда не любил Мартина Пембертона. Я считаю, что его отношение к отцу всегда было попросту бессовестным. Он был одержим духом противоречия, постоянно ко всему придирался. Так он вел себя со всеми и всегда. Я думаю, что для него прийти ко мне и постучаться в двери церкви Святого Иакова было признаком глубочайшего отчаяния. Очевидно, неожиданное видение отца стало мучительным ударом по его самосознанию. Призрак оделся в плоть и кровь от сознания Мартином своей вины перед отцом. Думаю, что этот эпизод был первой попыткой, возможно спонтанной, обрести прощение. Я не психиатр, но верю в исцеляющую силу пасторского утешения. Передо мной возникла достижимая цель, это была возможность послужить Христу. А вы как думаете, зачем бы еще мог прийти ко мне этот молодой человек? Я спросил его, запомнил ли он, как выглядел омнибус.

— Это был обычный белый экипаж муниципальной транспортной службы.

«Очень необычно, что в экипаже такого сорта сидели совершенно одинаковые по социальной принадлежности люди, — сказал я ему. — В общественном транспорте ездят все, независимо от социального положения».

«Конечно, вы правы, — проговорил он и засмеялся. — Может быть, это был сон? — Он потер лоб. — Да, я слышал, что бывают сны, от которых течет кровь».

«Нет, вы не спали, и это не сон, — возразил я. — Возможно, экипаж был нанят каким-то обществом или организацией. Тогда можно объяснить, почему в омнибусе сидели одни старики. И ваше падение было истинной реальностью, это я вижу своими глазами».

«Я очень вам благодарен». — На его лице снова появился румянец. Он слушал меня очень заинтересованно.

«Что касается стариков. — продолжал я, — то старики везде есть старики. Они сидя засыпают при каждом удобном случае, они способны уснуть на самой красноречивой проповеди, это я могу утверждать на собственном опыте».

«Согласен. — Он нахмурился и потер виски. — Но это не имеет отношения к моему отцу».

«Ваш отец или его образ в темноте, за пеленой дождя… Единственное, что я могу вам сказать, — это то, что согласно христианской традиции воскрешение из мертвых — исключительное событие и пока наблюдалось только однажды за всю историю». Видите ли, я думал, что немного юмора не повредит. Я думал, что он оценит шутку, но Мартин остался в своем репертуаре. Он поднялся и, глядя на меня, торжественно произнес:

  17