В ушах звенел похоронный колокол; я сжала кулаки, да так, что ногти впились в ладони, а потом до боли в носу стиснула зубы. Это помогло: во всяком случае, из глаз не брызнули слезы.
Поднявшись в контору, я уведомила Аллана о предстоящем отъезде. Мне выдали пять фунтов на карманные расходы; билет должен был взять дядя Мо. К своему удивлению, я с легкостью выдержала взгляд Аллана, хотя, подозреваю, брат осуждал меня за холодность и бездушие – не успев приехать, я снова покидала Общину. Видимо, мне следовало изобразить сожаление, а то и скорбь, но это было выше моих сил. Аллан еще раз пообещал, что сделает все возможное для восстановления моего доброго имени и положения в Общине, что все время будет на связи и даст мне сигнал к возвращению, как только страсти улягутся и дедушка сменит гнев на милость – дай-то Бог, чтобы поскорее.
Я только кивала и со всем соглашалась.
Изо всех сил сохраняя невозмутимость и вежливость, внешне я выглядела как ни в чем не бывало, но в глубине души меня терзала безжалостная, холодная лавина, которая, соединяя и разрывая континенты, сползала все новыми обвалами и высвобождала разнонаправленные силы и скорости, грозящие роковым столкновением противоборствующих движений.
Меня обуревали жестокие помыслы и стремления, но превыше всего была решимость отыскать в каменистой пустыне клеветы золотую жилу истины, чтобы идти, куда она выведет. Мне только и нужно было найти правду, извлечь золотую руду из отвалов лжи; единожды обнаружив эту золотую жилу, я собиралась пройти по ней без страха и упрека: пусть она приведет к разоблачению моего брата в глазах всего Ордена, пусть она приведет к посрамлению деда – я все равно собиралась неотступно, сколько хватит сил, следовать этим путем, а если понадобится, рушить любые порядки, сметать любые препоны.
И еще одна мысль осенила меня прямо там, в общинной конторе, в эпицентре моего возмущения и гнева, при виде заветного ключа, болтавшегося у моего брата на шее, а также запертого ящика с предательским содержимым: действовать надо быстро, пока горячо, пока дурная слава еще не отвердела, как камень.
Наше с братом прощание было взаимно неискренним, но об этом знала только я одна.
На выходе я повстречала сестру Аманду, которая спускалась по лестнице, держа на руках крепыша Мабона, рожденного от моего брата. Мы с Амандой всегда прекрасно ладили. Она немного старше Аллана, стройная, рыжеволосая. Когда я поздоровалась, она поспешила отвернуться и засеменила мимо, прижимая к груди годовалого ребенка, чтобы его не сожрало такое чудовище, как я. Из-за ее плеча мальчуган изумленно глядел на меня круглыми, темными глазенками. Мать с сыном скрылись за дверью конторы.
***
Через полчаса мы с дядей Мо уже отъезжали на автобусе в Стерлинг. Проводить нас поручили брату Витту. Он взял наши сумки и, можно было подумать, проглотил язык – то ли от смущения, то ли от стыда.
Автобус тронулся, Витт небрежно махнул рукой, а я подумала, как разительно отличается мой нынешний отъезд из Верхне-Пасхального Закланья от предыдущего: тогда меня провожало туманное утро, неспешное речное течение и доброе напутствие Общины, которое до сих пор приглушенно, но отчетливо звучало у меня в ушах.
Я чуть не расплакалась, но сковавший меня резкий, жестокий холод заморозил непролитые слезы.
***
На вокзал в Стерлинге мы прибыли за двадцать минут до отправления эдинбургского поезда; по словам дядюшки Мо, этого времени, даже с учетом поиска нужной платформы, аккурат хватало на посещение буфета, чтобы для поднятия духа принять добрый стаканчик водки с содовой, причем не варварски, единым махом, а цивилизованно, с расстановкой, да так, чтобы не давиться последним глотком и не мчаться как угорелому на перрон. Не желая упускать такой случай, он предложил мне составить ему компанию; впрочем, даже по его понятиям время было очень уж раннее, тем более что он теперь изменил свой образ жизни. Я дала согласие на стакан сока и бутерброд.
Дядя Мо признал водку весьма качественной, особенно для привокзального буфета, и заглотил ее, как воду. Заказал еще.
– Куй железо, пока горячо, Исида, – приговаривал он, расплачиваясь с буфетчицей. – Что в охотку, то и хорошо. Лови момент!
Схватив стакан, дядюшка продегустировал вторую порцию. Качество и на этот раз оказалось превосходным.
Я быстро умяла бутерброд, а сок пила маленькими глоточками, чтобы растянуть удовольствие. Дядя Мо ухитрился влить в себя еще один стакан водки с содовой, и тут объявили посадку; мы выскочили из буфета и как угорелые помчались на перрон. Билет был куплен у проводника, прямо в вагоне. Причем, как ни странно, на одно лицо. Я не преминула указать на это дядюшке.