– Нужно сбросить все покровы, – тихо произнес он в стену.
Сердце бухало у меня в груди, как молот. Дрожащими руками я сняла трусы.
Сальвадор воздел голову, словно впервые видел затейливый лепной потолок своей спальни.
– Пути Господни многообразны и неисповедимы, – заговорил он, обращаясь к полке. – Мы сомневаемся, раздумываем – и сомневаемся в своих раздумьях, пытаемся решить, что хорошо, что дурно, где правда, где ложь, что дано нам свыше и что идет изнутри. – Он медленно покачал головой. – Нам не дано знать ответы, и со временем наши раздумья неизбежно иссякнут. – Помолчав, он так же медленно кивнул, передернул плечами и прикрыл глаза ладонью. – Ах, Исида. – У него дрогнул голос – Всегда ли Господь прав? Я изначально верил в Их правоту, однако… – Голова свесилась на грудь, плечи затряслись.
Немного выждав, я шагнула вперед, остро ощущая свое нагое тело, и положила руки ему на плечи. Он накрыл их своими ладонями, но тут же повернулся и привлек меня к себе – его толстый живот коснулся моего, плоского.
– Мы – всего лишь пыль, Исида, – прошептал он, крепко удерживая меня за плечи. – Мы – тростинки, накрытые бурей, смытые паводком; кто мы такие, чтобы противиться Их воле?
Я тряхнула головой, пытаясь не особенно таращить глаза.
– Не знаю. – Ничего другого на ум не пришло. Он посмотрел куда-то вниз, между нами.
– Давай присядем, Исида.
Теперь мы оба сидели: я в позе лотоса, а он – на корточках, упираясь руками в колени. Его глаза обшаривали мое тело, и я чувствовала себя чистой и благостной, но вместе с тем бесстыдной, одурманенной алкоголем и еще Бог знает чем.
– Ах, Исида, ты явилась мне в том самом видении!
– Я создана по образу и подобию Бога, как и все мы, – дрожащим голосом выдавила я.
– Нет-нет, здесь нечто большее, – задыхался Сальвадор, не отводя взгляда. – Господь поведал… – Он встретился со мной глазами и широко развел руки. – Исида, – прохрипел он, – иди ко мне.
Из позы лотоса я встала на колени и осторожно потянулась вперед. Он взял меня за руки, привлек к себе и, обдавая теплом, заломил мне руки.
– Исида, Исида, – повторял он, зарываясь лицом мне в грудь и учащенно дыша.
– Дедушка, – выдохнула я ему в макушку, где розовела проплешина. – Что поведал тебе Господь?
– Исида! – повторил он, поднял голову и еще теснее прижал меня к складкам своего туловища. – Исида! – Его голова терлась из стороны в сторону о мои груди. – Мы в Их власти, мы у Них под надзором. Мы должны делать, как Они велят!
Его руки мяли мои ягодицы. Рот дышал мне прямо в лицо.
– Мы должны соединить свои души, детка. Мы должны причаститься друг друга! – Он впился мне в губы.
– Что? – завопила я, пытаясь его оттолкнуть. – Как же так, дедушка?
– Я все знаю! – осипшим голосом выкрикнул он, ища поцелуя. – Тебе кажется, это дурно, но я слышу Их голос!
– Да ведь это запрещено! – Я напряглась, чтобы его отпихнуть, но он норовил повалить меня на простыни. – Нас разделяют два поколения!
– Прежде было запрещено, а теперь – нет. То была ошибка. Так возвестил глас Божий. – Он пригвоздил меня к ложу; я ухитрилась соединить ноги и перевалиться набок. Он цепко удерживал меня за талию, все еще нацеливаясь с поцелуем.
– Пойми, Исида. Так предначертано. Мы с тобой – Богоизбранники, то есть избранные Господом. Общие заповеди для нас не писаны. Это священный союз: он уготован Богом!
– Но ты – мой дед! – вскричала я, прикрываясь от его настырных губ.
Его рука поползла вниз по моему животу. Я впилась в нее пальцами.
– Исида! Забудь нелепые заповеди Неспасенных! Мы отмечены, мы избраны, мы можем делать, что пожелаем и что пожелает Господь! Глупые мирские законы и правила далеки от нашего священного предназначения!
Его рука норовила достичь моего лона; прямо надо мной пыхтело и покрывалось испариной бородатое лицо; на мгновение он поймал мои губы, и я дернулась в сторону.
– Но у меня нет желания это делать! – взмолилась я.
– Что я слышу? – горько усмехнулся он. – При чем тут наши желания? Мы делаем то, что повелевает Господь! Нужно подчиниться Их воле, Исида! Мы обязаны подчиниться! Мы должны веровать, веровать и доверять! Ты обещала, вспомни!
– Всему есть границы!
– Значит, твоя любовь к Богу имеет границы, Исида? – срывающимся голосом проговорил он, настойчиво раздвигая мне ноги потной ладонью и наливаясь краской. – Значит, ты повинуешься Им, когда тебе заблагорассудится? Так? Отвечай!