ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Леди туманов

Красивая сказка >>>>>

Черный маркиз

Симпатичный роман >>>>>

Креольская невеста

Этот же роман только что прочитала здесь под названием Пиратская принцесса >>>>>

Пиратская принцесса

Очень даже неплохо Нормальные герои: не какая-то полная дура- ггероиня и не супер-мачо ггерой >>>>>

Танцующая в ночи

Я поплакала над героями. Все , как в нашей жизни. Путаем любовь с собственными хотелками, путаем со слабостью... >>>>>




  106  

Славные настали дни. У Лидии — отпуск, почти все время она проводит с Рикардо Рейсом, домой к матери уходит только ночевать — из приличия, чтоб не давать соседкам пищу для пересудов, которые — соседки, а не пересуды — несмотря на полнейшую гармонию, установившуюся после приснопамятного медицинского вмешательства, не преминули бы пошушукаться о шашнях хозяина с прислугой, что, впрочем, совсем не диковина в нашем славном Лиссабоне, однако происходят втихомолку. Если же тот, у кого моральное чувство зудит нестерпимо, скажет, что и днем можно сделать то, что обычно делается ночью, всегда можно ответить — не было, мол, раньше времени для генеральной весенней уборки, по-пасхальному преображающей дом после долгой зимней спячки, и потому-то прислуга сеньора доктора приходит рано утречком, а уходит чуть не ночью, работает, не покладая рук, а также ведра, тряпки, скребка, швабры, чему есть свидетельства очевидцев, ныне подтверждаемые. Иногда закрываются окна, наступает тишина, порой внезапно становящаяся напряженной, но ведь и это вполне естественно — людям надо передохнуть между двумя усилиями, развязать косынку, оттянуть прилипшую к взмокшему телу одежду, вздохнуть от новой и сладостной усталости, именуемой истомой. Квартира переживает великую субботу, светлое Христово воскресенье — и все благодаря ревностным трудам этой смиренной работницы, у которой все в руках так и горит — по крайней мере, сверкает и блещет, и даже во времена доны Луизы и члена Кассационного Суда, когда суетился в доме целый полк прислуги живущей и приходящей, не считая кухарок, не бывало там такой кристальной чистоты, и во славе своей воссияли стены и мебель, благословенна Лидия в женах, а Марсенда, появись она здесь в качестве законной супруги, ничего подобного бы сделать не смогла — куда ей, сухорукой. Еще несколько дней назад пахло здесь сыростью, затхлостью, пылью, потягивало и залежавшимся мусором, а сегодня солнце гуляет по самым отдаленным углам, искрится в оконных стеклах и в хрустале да, пожалуй, из всей квартиры делает сплошную хрустальную вазу, расстилает на навощенных и натертых полах полотнища света, покрывает, врываясь в окна, подрагивающими звездами потолок, обращая его в небесный свод, не квартира, а райский сад, брильянт, заключенный внутрь брильянта, и — подумать только, что всеми этими превосходными степенями и возвышенными образами обязана она такой прозаической, чтобы не сказать — вульгарной вещи, как уборка. Но не этим же объяснить многократно усилившуюся обоюдную тягу Рикардо Рейса и Лидии, с таким наслаждением дающих и берущих — неизвестно что сделало эту пару такой жадной, такой щедрой: может быть, летний зной горячит их плоть, может быть, крохотный фермент, заведшийся в утробе женщины вследствие иного, не столь пылкого соития, стал причиной возродившейся страсти, забавно: мы еще никто в этом мире, а уже принимаем участие в управлении им.

Впрочем, как известно, хорошенького понемножку. Кончился отпуск у Лидии, все стало по-прежнему, как раньше, будет она приходить в свой выходной, раз в неделю, и теперь, даже когда солнце находит открытое окно, свет становится другим — он мутный какой-то, матовый, тусклый, и сквозь шелковое сито времени снова сеется неосязаемая пыль, размывающая черты и очертания. И когда 'Рикардо Рейс ночью откидывает одеяло, собираясь лечь в постель, он едва может различить подушку, на которой упокоит главу, а утром не может встать, покуда не удостоверится, пядь за пядью ощупав себя собственными руками, что кое-что от него еще осталось, словно дактилоскопический отпечаток, изуродованный широким и глубоким рубцом. В одну из таких ночей постучал в двери Фернандо Пес-соа: он не тогда появляется, когда нужно, а становится нужным, когда появляется, и: Совсем пропали, я уж думал, больше вас не увижу, так сказал Рикардо Рейс гостю, а тот ответил: Редко выхожу, мне теперь ничего не стоит заблудиться, как потерявшей память старушке, меня спасает только то, что еще узнаю памятник Камоэнсу и могу ориентироваться. Бог даст, не снесут, а то ведь у того, кто это решает, просто шило в одном месте, достаточно взглянуть, во что превратилась Авенида де Либердаде, сущий погром. Я больше там не бываю, потому ничего не могу сказать. Снесли или вот-вот снесут памятник Пиньейро Шагасу [62] и некоему Жозе Луису Монтейро, мне неведомому. Монтейро не знаю — тоже, но вот Пиньейро Шагасу — так и надо. Молчите, раз не знаете, за какие заслуги он увековечен. А вот мне, например, никогда не поставят памятник, если только совесть в них не проснется, я негож для изваяний. Совершенно с вами согласен, нет ничего печальней, чем стать памятником. Пусть их воздвигают полководцам и политикам, им это придется по вкусу, а мы с вами — люди слова, слова же не могут быть отлиты в бронзе или высечены из мрамора, слова есть слова, и этого вполне достаточно. Взгляните на Камоэнса — ну, и где же его слова? Потому из него и сделали придворного хлыща. Артачливого д'Артаньяна. Со шпагой на боку любая кукла будет хорошо смотреться. Не сердитесь, может быть, вы сумеете избегнуть проклятия, а если, подобно Риголетто, — не избегнете, то пусть вам греет душу надежда, что когда-нибудь снесут и ваш памятник, как снесли монумент Пиньейро Шагасу, поставят где-нибудь в тихом месте или вообще спрячут в запасник, так всегда и происходит, представьте, кое-кто до сих пор требует восстановления памятника Шиадо [63]. Ах, еще и Шиадо, он-то чем им не угодил? Тем, что вел себя непристойно и недостойно того изысканного места, где ему поставили памятник. Совсем наоборот — для него нет места лучше, невозможно представить себе Камоэнса без Шиадо, им хорошо вместе, тем более, что жили оба в одном и том же столетии, если что и нужно исправить, то лишь позу — монах должен стоять лицом к поэту, простирая к нему руку, но не прося, а даруя. Камоэнсу нечего брать у Шиадо. Я бы выразился иначе: поскольку Камоэнса нет, мы не можем его спросить об этом, а вы не можете себе представить, в чем он нуждался. Рикардо Рейс пошел на кухню подогреть кофе, вернулся в кабинет, сел напротив Фернандо Пессоа, сказал: Мне всякий раз делается неловко, что я вам не предложил. Налейте чашечку и поставьте передо мной, словно я пью с вами за компанию. Никак не сживусь с мыслью, что вы не существуете. Видите ли, прошло семь месяцев, срок достаточный, чтобы началась новая жизнь, о чем вы, как врач, осведомлены лучше моего. Следует понимать эти слова как тонкий намек? Откуда же у меня могут взяться тонкие намеки? Понятия не имею. Вы сегодня все принимаете чересчур близко к сердцу. Это, вероятно, оттого, что мы толковали про памятники, про то, как очевидно непрочны наши привязанности, вы ведь знаете, что случилось, к примеру, с Дискоболом? С каким дискоболом? Со статуей Дискобола, стоявшей на Проспекте. А-а, припоминаю, голый паренек, притворяющийся древним греком. Так вот его тоже убрали. Его-то за что? Обозвали женственным неполовозрелым эфебом, сочли, что в целях духовной гигиены полезно будет убрать с глаз долой столь неприкрытую наготу. Если этот юноша не поражал воображение необыкновенными размерами первичных половых признаков, если отвечал требованиям приличий и пропорций, то, право, не понимаю, что тут плохого. Что тут плохого, не знаю, но дело в том, что эти самые признаки, как вы изволили выразиться, хоть и не слишком откровенно выставлены напоказ, но все же более чем достаточны, чтобы дать наглядный урок анатомии. Но ведь власти говорили — «женственный, неполовозрелый», не так ли? Так. Следовательно, его грех — не в избытке, а скорей в недостаточности? Я всего лишь пересказываю вам в меру сил и способностей скандалы, происходящие в нашем городе. А вам не кажется, дорогой мой Рейс, что португальцы потихоньку сходят с ума? Что может на это вам, человеку местному, ответить тот, кто столько лет провел вдали от родины?


[62] Пиньейро Шагас (1863-1925) — политик и журналист, возглавивший первое послереволюционное правительство в 1914 г.

[63] Шиадо, Антонио Рибейро (1520-1591) — португальский драматург.


  106