Последние отзывы

  78  

Близится Пасха, и правительство распорядилось развернуть по всей стране благотворительную кампанию, присоединив таким манером католическую память о страданиях и триумфах Господа нашего к временному удовлетворению протестующих желудков. Бедняки-бедолаги выстраиваются в очередь — и не сказать, чтобы всегда вели они себя кротко и терпеливо — к дверям муниципалитетов и богоугодных заведений, и уже распространился слух о том, что будто бы в конце мая на территории Жокей-клуба будет устроен блестящий праздник в пользу пострадавших от наводнения в Рибатежо, этих несчастных, на протяжении стольких месяцев разгуливающих в мокрых портках, и уже образован попечительский совет, куда вошло все лучшее из нашего бомонда и хай-лайфа, дамы и господа, принадлежащие к самым-самым сливкам нашего общества, и несказанно повезет жителям Рибатежо, если, конечно, сумеют они дотянуть до мая. Верховная же власть, именно в силу своего возвышенного местоположения, страдает от глазных болезней, вызванных переутомлением недреманного ее ока — вероятно, чересчур усердно следит она, бдит и караулит. Да, оттого что на высотах пребывает она, и отчетливо различает лишь то, что находится поодаль, и не замечает, что спасение — вот оно, только руку протянуть или прочесть в газете рекламное объявление, а если оно укрылось от ее внимания, то это не оправдание, ибо снабжена реклама даже картинкой, на которой в рубашке, открывающей великолепный бюст, наверняка обязанный своим совершенством усилиям мадам Элен Дюруа, представлена лежащая дама, прекрасная, хотя и несколько болезненная, этакая бледненькая немочь, но поразивший ее недуг не приведет к роковому исходу, ибо в изголовье сидит доктор — лысый, в усах и эспаньолке — и, вселяя надежду, говорит со снисходительной укоризной: Вот и видно, что вы не знали об ЭТОМ, а принимали бы ЭТО, ничего подобного бы не было — и протягивает пациентке спасительный флакон, чудо-средство «Бовриль». А читало бы с должным вниманием правительство те газеты, на которые устремляет оно по утрам, вечерам и на заре свои бдительные взоры — поняло бы, отметя в сторону другие советы и рекомендации, как просто решить в Португалии проблему голода — острого или перешедшего в хроническую стадию: надо всего лишь выдать каждому португальцу по склянке «Бовриля», в «Бовриле» — спасение, а многодетным семьям — по пятилитровой бутыли, замена супа и второго, универсальная еда, всеисцеляющее лекарство, принимали бы мы его, дона Клотильда, вовремя да по часам, не были бы такими тощими.

Рикардо Рейс принимает все эти полезные советы к сведению, мотает на ус, не в пример правительству, которое упрямо пялит глаза лишь на то, что можно вычитать между строк, теряя непреложность в погоне за мнимостью. Если погода хорошая — он выходит из дому, остающегося мрачноватым, несмотря на все заботы и старания Лидии, читает при ярком свете дня газеты, присев на солнышке, под охранительной сенью Адамастора: теперь окончательно ясно, что Луис де Камоэнс сильно преувеличил, живописуя его нахмуренное чело, неопрятную бороду, запавшие глаза — ничего зловещего или пугающего нет в его облике, это гигантское чудовище терзается лишь любовными муками, плевать оно хотело, минуют португальцы вверенный его попечению мыс или нет. Поглядывая на сверкающую гладь реки, Рикардо Рейс вспоминает старинный народный стишок: Выйду, гляну из окошка — в речке прыгает кефаль, и, может быть, волны посверкивают и блистают от рыбы, прыгающей, кувыркающейся, опьяненной светом, нет, верно сказано, что прекрасно любое тело, медленно или проворно выходящее из воды, стекающей по нему струями — вот как Лидия тогда, доступная осязанию, или как эти рыбы сейчас, невидимые глазу. Чуть поодаль разговаривают двое стариков, дожидаясь, когда Рикардо Рейс дочитает газету и перед уходом оставит ее по обыкновению на скамейке: они каждый день выходят из дому в надежде, что этот господин появится в сквере, жизнь есть несякнущий кладезь неожиданностей, дожили мы до таких лет, когда только и можем смотреть на корабли на реке, и вот внезапно облагодетельствованы свежей газеткой, а иногда — если погода хорошая — подарки эти получаем несколько дней подряд. Когда-нибудь Рикардо Рейс заметит томление стариков, увидит, как один из них ковыляет, прихрамывая, на дрожащих ногах по направлению к скамейке, с которой он только что встал, и совершит милосердный поступок, протянув ему из собственных рук и с присовокуплением должных слов газету, которую тот, разумеется, примет, хоть и не без досады, поскольку одалживаться не любит. А пока, удобно откинувшись на спинку, заложив ногу за ногу, чувствуя легкий солнечный жар на полузакрытых веках, Рикардо Рейс получает новости со всего бескрайнего мира, обогащается знанием и постижением того, что Муссолини объявил о скором и полном уничтожении эфиопской армии, а Россия направила португальским беженцам, укрывшимся в Испании, крупную партию оружия и боеприпасов, предназначенную для установления в Пиренеях Союза Советских Иберийских Независимых Республик, а Лумбралес счел, что Португалия благодаря многим поколениям ее героев и святых стала истинным творением Божьим, а вестовое судно первого класса «Афонсо де Албукерке» вышло из лиссабонской гавани, взяв курс на Лейшоэнс, чтобы принять участие в рабочем празднике, имеющем быть в этом городке, узнал также и о том, что следует перевести часы на час назад, а в Мадриде началась всеобщая забастовка, а сегодня выйдет очередной номер газеты «Преступление», что в озере Лох-Несс снова было замечено пресловутое чудовище, что скончался Отторино Респиги ^[44], автор «Фонтанов Рима», как славно, что мир способен удовлетворить любой вкус — эта мысль принадлежит Рикардо Рейсу, который не может столь же одобрительно отозваться о том, что читает: у него, как и у всякого, имеются свои пристрастия и предпочтения, однако газетные новости отбору не подлежат — лопай, что дают. Да, совсем в другом положении пребывает тот американский старец, который каждое утро получает свежий номер «Нью-Йорк Таймс», любимой своей газеты, питающей такое уважение к давнему своему подписчику, к девяноста семи веснам у него за плечами, к не слишком крепкому по этой причине здоровью и к обретенному им праву на спокойствие под конец жизни — что ежедневно готовит и печатает для него тиражом в один экземпляр специальный выпуск газеты, сфальсифицированной от первого до последнего слова, заполненной исключительно отрадными новостями и лучезарными статьями, призванными оградить бедного старика от кошмаров, уже случившихся в мире, ныне творящихся и еще только ожидаемых: и на убедительных примерах доказывает газета, что экономический кризис резко пошел на спад, что безработица исчезла, и в России коммунизм эволюционирует в сторону капитализма, дрогнули и сдались большевики перед самоочевидными достоинствами американской системы. Да, именно эти приятные новости читают Джону Д. Рокфеллеру за завтраком, а потом, отослав секретаря, смакует он их собственными утомленными глазами, наслаждаясь жизнеутверждающими абзацами: наконец-то в мире воцарилась гармония, война, даже если и разразится, будет полезна и выгодна, дивиденды солидны, прибыль гарантирована, жить ему, вероятно, не очень долго, но свой смертный час он встретит как праведник, так что «Нью-Йорк Таймс» может по-прежнему ежедневно печатать для него в единственном экземпляре счастье, и будет он единственным обитателем нашей планеты, обладающим счастьем строго личным и передаче не подлежащим, всем остальным придется довольствоваться остатками. Рикардо Рейс, слегка ошеломленный тем, что только что узнал, опускает на колени португальскую газету, пытается представить себе, как дряхлый Джон Д. дрожащими иссохшими руками листает волшебные страницы, ни на миг не засомневавшись, а не ложь ли это от первого до последнего слова, и вот уже расходится тысячеустая молва по миру, передается телеграфными агентствами с континента на континент, попадает в редакцию «Нью-Йорк Таймс», однако ее сотрудникам строго-настрого приказано скрывать скверные новости, беспощадно выбрасывать их из экземпляра, предназначенного для Джона Д., который в отличие от обманутого мужа, все узнающего последним, вообще никогда ничего не узнает, вы подумайте, такой богатый, такой могущественный человек — и вот дает себя провести и обмануть, позволяет учинить над собой этакое двойное издевательство: ведь мало того, что мы знаем, что под видом известий ему подсовывают брехню, знаем мы также, что он никогда не узнает, что мы это знаем. Старики, делая вид, будто заняты неторопливым разговором, косятся в сторону Рикардо Рейса в ожидании своего собственного «Нью-Йорк Таймс», на завтрак у них сегодня был ломоть черствого хлеба и кружка ячменного кофе, зато скверные новости гарантированы, поскольку у них появился замечательный сосед — богач, который просто бросает прочитанную газетку на садовой скамейке. Рикардо Рейс поднялся, сделал знак старикам, а те воскликнули: Ах, спасибо, сеньор доктор! — и вот приземистый толстяк приближается с улыбкой на устах, берет, словно серебряный поднос, сложенную газету, а она — как новая, вот что значит — по-женски деликатные руки врача, возвращается на прежнее место, рядышком с сухопарым верзилой: чтение начнется не с первой страницы, прежде всего следует осведомиться о грабежах и кражах, о несчастных случаях, ознакомиться с извещениями о смерти, с хроникой происшествий, первое место среди которых по-прежнему занимает в дрожь бросающая и остающаяся таинственной гибель Луиса Уседы, равно как и омерзительная история о замученном ребенке на Эскадиньяс-дас-Олариас, дом восемь, полуподвал.

  78