21 
Женщина плыла, раскинув руки и ноги, и блестящие когти перчаток отражали оранжево-желтый рассвет. Скоро Фели была уже далеко.
Циллер и Кэйб еще долго смотрели ей вслед, приостановив самолет, и видели, как она радостно махала руками и ногами, как пластались широкие крылья, превращая фигуру то в огромный факел, то в дивную сине-зеленую птицу. А Кэйб еще долго слышал ее победные крики. Женщина летела прямо на рассвет, но потом, вероятно, передумала, резко развернулась и пропала из виду. Неподалеку от места, над которым они зависли, Кэйбу были видны и другие летуны – крошечные точки и кувыркающиеся в небе фигурки в плащах из листьев деревьев блимп. Скоро, сделав круг, Фели снова показалась и начала делать крутой разворот, чтобы пролететь прямо под ними. Самолет тоже стал медленно разворачиваться, чтобы не потерять ее из виду. Она проплыла метрах в двадцати под ними и сделала спираль, улыбаясь всем лицом; потом резко взмыла и снова начала пике, сложив крылья. И вдруг оба увидели, что она так и продолжает камнем падать вниз.
– О! – вырвалось у Кэйба.
«Неужели она умерла?» В голове у него уже начали складываться строки, которые он отправит в Службу новостей Хомомдана. Такие иллюстрированные письма Кэйб посылал туда каждые шесть дней уже около девяти лет и приобрел себе небольшой, но преданный кружок слушателей. Но никогда ни в одном своем репортаже он не описывал смерти от несчастного случая и сейчас никак не смог бы отказаться от этого.
Но тут сине-зеленые крылья снова расправились, вспыхнув на солнце, и Фели поднялась вверх уже далеко от них, окончательно скрывшись из глаз.
– А наш ангел не бессмертен? – спросил Циллер.
– Нет. – Кэйб не знал, что такое ангел, но спросить у Циллера или Хаба постеснялся. – Она настоящая.
Фели Витрув принадлежала к той части летунов, у которых не существовало записей мозга для того, чтобы в случае несчастного случая можно было воссоздать их. При одной только мысли об этом Кэйбу стало не по себе.
– Они называют себя одноразовыми, – вспомнил он. Циллер помолчал.
– Странные люди, которым нравятся эпитеты, напоминающие им об их смертности. Некоторые даже играют этим. – Желто-оранжевый свет весело мерцал на хромированных поверхностях самолета. – У челгрианцев есть каста, которая называется Невидимые.
– Я знаю.
– Как твои штудии?
– Ничего. У меня было, правда, только четыре дня, поскольку пришлось закончить много собственных дел. Тем не менее, я начал.
– Муторное дело ты на себя взвалил, Кэйб. Я бы даже принес свои извинения за это, если бы не считал их излишними, поскольку речь, так или иначе, идет обо мне и моей работе.
– О, да, – смутился Кэйб и еще больше смешался от собственного смущения.
– И все-таки чертовски странное развлечение, – добавил Циллер, кивая в сторону кружащихся в ясном небе пятен. – Он откинулся на сиденье и достал из кармана трубку. – Посидим еще немного, полюбуемся восходом?
– Да, хорошо.
Сверху им была видна расстилающаяся на километры долина Фреттл. Солнце системы Лэйслер все еще поднималось, медленно приближаясь к зениту, раздвигая толщи воздуха и освещая раскинувшиеся вокруг земли до мельчайших подробностей. Впереди, за причудливо вьющейся широкой дорогой, под ярким светом, сверкавшим в небе подобно драгоценному браслету, постепенно бледнела линия горизонта и поднимались горы Тьюлир со снежными шапками на вершинах. Справа взгляд тонул в саваннах, теряющихся в дымке. Слева в отдалении, намеком, едва синели горы и было видно широкое устье Великой Реки, впадающей в море Фреттл.
– А тебе не кажется, что я слишком извожу людей, а? – вдруг спросил Циллер, посасывая трубку и хмурясь.
– Я думаю, они этому радуются.
– Неужели? – голос Циллера прозвучал несколько разочарованно.
– Мы помогаем им определиться. И это не может не нравиться.
– Определиться? И все?
– Я не думаю, конечно, что это единственная причина, по которой им нравится наше присутствие здесь, особенно, если говорить о вас. Но мы даем им некий новый стандарт, как взгляд на себя будто со стороны, позволяющий заново оценивать себя.
– Звучит, конечно, получше, что простое указание на хорошее отношение к любимым домашним животным из высшей касты.
– Но к вам это и вовсе не относится, дорогой Циллер. Они называют вас композитором, маэстро – странное обращение, никогда его раньше не слышал! – Они действительно гордятся вашим пребыванием здесь. И Цивилизация, и Хаб, и уж народ Мэйсака точно.
21 
