Глава 3

Послание Митридата Понтийского запоздало, так как Тигран был уже хорошо осведомлен о продвижении Суллы и пребывал в недоумении: что ищет Рим к востоку от Евфрата? Тигран не верил в миролюбие Суллы, но размеры его армии не внушали опасений в завоевательских намерениях. Вопрос для Тиграна состоял в том, следует или нет атаковать Суллу: как и Митридат, Тигран боялся самого слова «Рим». В конце концов он счел за благо выждать и не нападать первым. Пока же он решил выступить навстречу Сулле со своей армией.

В путаном и злом письме Митридата, адресованном Тиграну, сообщалось, что Гордий мертв и что Каппадокия вновь в руках римской марионетки царя Ариобарзана, ибо римлянин (оставшийся неназванным) во главе киликийской армии вторгся в Каппадокию, вынудив Митридата отступить. Тот писал, что находит неразумным завоевывать Киликию без Каппадокии, и в заключение призывал Тиграна отложить их встречу на равнинах Нижней Киликии.

Никто из них двоих не знал тогда, что из Каппадокии Сулла решит не возвращаться в Тарс, а двигаться дальше и что, прежде чем его ответное послание достигнет Митридата, римлянин уже появится у Тиграна на пороге, в Армении. Поэтому Тигран послал предупреждение о приближении Суллы своим парфянским сюзеренам в Селевкию-на-Тигре.

Он встретил римлянина на Тигре, в нескольких милях западнее своей будущей столицы. Выйдя на западный берег, Сулла увидел на восточном берегу лагерь Тиграна. В сравнении с Евфратом Тигр казался речушкой: примерно вдвое уже, с мутными коричневыми водами, он не имел и десятой доли притоков, которые вливались в Евфрат. Не питало его и такое количество горных снегов и родников. Ниже по течению от Евфрата к Тигру были прорыты каналы, чтобы помочь последнему благополучно достичь Персидского залива.

«Кто к кому придет?» – задавался вопросом Сулла, располагаясь хорошо укрепленным лагерем на западном берегу и ожидая, переправится ли Тигран первым. Тигран, движимый любопытством, вскоре сделал это: дни шли, а Сулла не показывался, и ждать тому стало невтерпеж. Было спущено на воду царское судно с позолоченным корпусом, управляемое шестами и защищенное от солнца золотым с пурпуром тентом, под которым стоял инкрустированный золотом, слоновой костью и камнями трон.

Царь въехал на деревянный причал в золотой колеснице, которая так сверкала, что ослепила собравшихся на западном берегу. В колеснице, за спиной у царя стоял раб, державший зонт, также позолоченный и инкрустированный камнями. Укрывшись за щитами, Сулла с сыном наблюдали за сценой отплытия.

– Как же он выйдет из положения? – проговорил заинтригованно Сулла-старший.

– Что ты имеешь в виду?

– Царскую спесь! – усмехаясь, ответил Сулла-старший. – Он ведь не может ступить на этот помост своей царской ногой, а ковра ему не постелили.

Но проблема вскоре разрешилась. Двое коричневых рабов вышли к колеснице, сложили в форме сиденья руки и опустились на колени. Царь Армении осторожно опустил свой монарший зад на их крепкие руки и был с предосторожностями перенесен на трон. Пока паром плыл по медленно несущей свои воды реке, царь Тигран сидел неподвижно. Судно пристало к западному берегу, и, хотя здесь не было мостков, весь процесс был повторен в точности. Рабы подхватили на руки царя и ждали, пока другие рабы перенесут золотой трон. Когда за спинкой трона встал раб – держатель зонтика, царя перенесли и поместили на трон.

– Вот это здорово! – восхитился Сулла.

– Здорово? – переспросил сын.

– Он перехитрил меня, юный Сулла! Не важно, на чем я буду сидеть: даже если я буду стоять, он все равно будет возвышаться надо мной.

– И что теперь делать?

Скрытый за щитами от противника, Сулла-старший подозвал раба-телохранителя.

– Помоги мне снять это, – показал он на кирасу.

Освободившись от кирасы, он сменил пурпурную тунику на другую, груботканую, подвязался веревкой, накинул на плечи выгоревший на солнце крестьянский плащ, а на голову надел широкополую соломенную шляпу.

– При слишком ярком солнце, – подмигнул он сыну, – старайся быть в тени.

Пробираясь через стражу к трону, на котором Тигран сидел, как статуя, Сулла был похож на одного из местных простолюдинов. Поэтому царь не обратил на него ровно никакого внимания и продолжал, нахмурясь, пристально глядеть на римское войско, выстроившееся неподалеку.

– Приветствую тебя, царь Тигран. Я – Луций Корнелий Сулла, – сказал по-гречески Сулла, подойдя к трону и сняв шляпу.

  139